Массовая культура и ассортимент магазинов спортивного инвентаря зачастую не справляются со своей просветительской миссией: донести до потребителя, что для игры в бейсбол нужны не только биты. И что некоторые биты подходят только для игры в бейсбол. А ведь где-то там (в жизни) всё гораздо интереснее. Чтобы усложнить игру, в неё были добавлены мячи и перчатки. О первых сказать почти нечего, внешний вид их довольно привычен, и начинают они хоть что-то значить только с автографом игрока, известного в рядах любителей бейсбола. Вторые смотрятся странно и защищают почему-то всего одну руку, да и ту не от биты, а почему-то только от мяча. Но, говорят, и мяча иной раз достаточно, особенно — если пытаться его поймать. Поэтому перчатки обязаны быть прочными и долговечными. А заодно и выполнять ряд других функций: смягчать удар, подстраиваться под индивидуальные особенности, вызывать привязанность у игрока, приносить удачу, быть красивого розового цвета…
Так что нет ничего удивительного, что кожа для бейсбольных перчаток, подвергшаяся всем стадиям дубления и почти всем стадиям обработки в Японии, у Laperruque пошла на визитницы и обложки. Не во имя sustainability, а именно из-за ходовых качеств. Потому что такие вещи тоже должны быть прочными и долговечными. И потому что, по легенде, именно в Японии умеют обрабатывать кожу лучше, чем где-либо ещё, пусть сырьё и берётся, как всегда, привозное.
Хотя очевидный кризис перепроизводства бит наверняка сказывается на несостоявшихся ожиданиях производителей всего, что тоже как бы входит в комплект для игры, но не раскупается даже во время школьных чемпионатов.
Что кожа японского производства чем-то отличается от всей остальной, чувствовалось ещё по Vintage Revival Productions и MSPC Product, которые — фу такими быть! — всегда больше ориентировались на мальчиков, чем Laperruque, который идёт всем. Но кожа для бейсбольных перчаток чем-то отличается даже от того, что само чем-то отличается. Словно ей уделили больше внимания, а до этого ещё и тщательнее отнеслись к выбору сырья (с другой стороны, почему бы и нет? за прошедшее столетие бейсбол занял такое прочное положение в японской культуре, что вместо искажённого английского названия игра даже получила местное имя yakyū: сочетание иероглифов «поле» и «мяч»). Она мягче, податливее и нежнее. Собственно, привычную кожу для перчаток — хороших перчаток — она и напоминает. Но при этом почему-то ассоциируется со спортивной формой (чтобы проассоциировалась, её надо подержать в руках).
Laperruque — пример того, как полезно маленьким и очень гордым производителям сотрудничать с изданиями вроде Monocle. Ведь Pitti Uomo посещают не все, а сталкивать потребителя с товаром как-то надо.
Сначала Monocle просто упомянул их в одном из зимних номеров, а весной была выпущена совместная коллекция: визитницы и конвертики на кнопочке, с логотипом журнала и в тех трёх цветах, которые больше всего нравятся его редакторам. Новинки на сайте закончились почти сразу после своего появления.
И к лучшему. Не только потому, что это был очевидный коммерческий успех, но и потому, что это дало повод найти саму марку. Ведь известно, что то же самое, но без буквы «М» в кружочке, стоит дешевле. Хотя это не они такие, это всё жизнь: потребитель часто платит больше за совместные усилия каких-нибудь двух компаний, чтобы потом носить на себе рекламу обеих; а если потребитель — фанат, он делает это ещё и с удовольствием. Вот и у Monocle есть фанаты. Зато если сразу брать оригинал, то и доставка может оказаться удобнее, и расцветки — интереснее. Например, может встретиться уже упомянутый цвет лепестков сакуры (но я начинала с «шафрана»).
Сотрудничество с кем-нибудь — одно из любимых занятий марки. Monocle не был первым, за полгода до этого Laperruque выпустил пару моделей в трёх цветах специально для Printemps. А ещё раньше были другие бренды. Хотя производство маленькое, всего один человек — Robin Hureau, расположенный в городе Мальмё, Швеция. А сбытом и продвижением занимается другой всего один человек — Robin Nozay, находящийся в городе Париж, Франция. Он отправляет посылки и собственноручно подписывает открыточки с наилучшими пожеланиями клиентам по всему миру.
Постоянной точки продаж (в привычном представлении) у марки нет. Зато время от времени открываются магазины в формате pop-up store (по-французски — boutique éphémère, что очень поэтично отражает суть явления). Нынешний можно найти на парижской улице Notre-Dame-de-Nazareth, в доме №12.
Laperruque предпочитает малые формы: визитницы для обычных людей, визитницы для французов (чьи документы несколько шире, чем у остальных граждан Евросоюза), обложки для паспорта или блокнотов Midori (потому что среди целевой аудитории марки, а она, признаем, весьма своеобразна, есть не один человек с Traveler’s Notebook; сотни их, этих человеков), кошелёчки, конвертики, сумочки, брелочки для суровых мужчин, которые с детства привыкли носить ключи на груди… Не так уж и много, но и больше не надо. Чехольчики для зажигалок, например, — это вообще излишество.
Даже к самой маленькой визитнице выдают хлопковый мешочек для хранения. А к обложке формата А5 прилагается тетрадь Muji (Muji, братья и сёстры, Muji!). 72 страницы, в линеечку.
Многое шьётся вручную. С использованием такого же допотопного оборудования, что и у крупных французских производителей товаров класса люкс (ремеслу Robin Hureau учился тоже во Франции; в Мальмё он переехал позже, потому что жизнь — сложная штука). Но на производстве есть и машинки, вроде японских JUKI. И это заметно по швам (которые похожи на швы у Leonid Titow, так что у меня всё какое-то разное-разное, но при этом подозрительно одинаковое). Но даже такая строчка закрепляется несколькими стежками вручную. И вообще, швейная машинка не превращает весь made в менее hand.
По краю каждого изделия идёт аккуратный слой краски. Так умеют не все. А ведь именно края и швы способны либо украсить и дополнить вещь, либо испортить её безвозвратно. И чем компактнее изделие, тем осторожнее с ним следует быть (тут я как бы ни на кого не намекаю, но если меня спросят, выдам всех).
В ряде случаев (как с обложкой для паспорта, не деформирующей документы) применены удачные инженерные решения, где-то помогает минимализм: всего два внешних кармашка на кардхолдере, жизнь, может, и не меняют, но делают проще. Тем, кто хранит поближе и достаёт почаще всего пару карточек, точно делают. У меня это Lítačka и карта Starbucks, на месте которых раньше были «Подорожник» и «Подписные издания». Обстоятельства меняются, основные принципы остаются. А для всего остального есть кошелёк Leonid Titow.
Чем больше материала потрачено, тем дороже результат. Даже если какая-то маленькая вещь кажется сложнее в исполнении, это ещё ничего не значит.
Кожа используется разная (но хорошая) и отовсюду: итальянская Tempesti, французская Haas и Alran, шведская Tärnsjö, японская Hashimoto… Если погуглить эти названия, можно открыть для себя дивный новый мир. Но можно и не усложнять, дизайн и качество изделий от этого не изменятся.
Цвет Laperruque интересует не так, как фактура. То есть он тоже имеет значение, но выделка кожи и её особенности важнее. Материал позволяет отсечь лишние детали и не ударяться в отделку, потому что всем и так уже хорошо, и можно даже рассказывать о приверженности минимализму. Который сейчас и так на каждом углу, но в этом случае он хотя бы удобный.
Кожа со временем красиво стареет (марке три года, и за это время у некоторых уже постарело). Это нравится всем, кто считает, что новые джинсы ничего не сообщают о личности владельца, так что надо подождать пару лет, что шерстяной свитер должен быть связан из шерсти, и что за перьевыми ручками — будущее. Или хотя бы настоящее. И ещё — что держать вещь в руках должно быть так же приятно, как и смотреть на неё.
«И так сойдёт» — принцип, которому тут не следуют. Так что сначала вы поддерживаете малого производителя, а потом он поддерживает вас: хорошо сшитая вещь живёт дольше, позволяя вам не торопиться с заменой и не расставаться с тем, к чему вы, теоретически, успели привязаться (а к «бейсбольной перчатке» привязываешься, что скажу, моментально).
Вся кожа у Laperruque — растительного дубления (vegetable-tanned), поэтому и вещи довольно компактные. Ведь материал, который проще царапается, лучше впитывает воду и легче теряет эластичность, чем то, что получается благодаря менее натуральному дублению (хромовому, скажем), позволяет шить не всё. Так называемая патина тоже появляется на такой коже не сама по себе, её можно получить только при соответствующем уходе (и лишь невежда скажет, что это оно замусолилось и потемнело). Но тому, кто любит перьевые ручки, и это в радость.
Поэтому в Японии, стране продвинутых пользователей и любителей усложнять простое, Laperruque знают и любят. То есть сработало не столько название, которое напоминает французскую фамилию (Лаперюк, Лафонтен, Ларошфуко, Ладюре…), что в Стране восходящего солнца часто вызывает сердечную привязанность на ровном месте, подействовали ещё и свойства товара.
Laperruque — это не совсем про парик, perruque. Это про французский сленг. Хотя сказать, что в этом случае «парик» как бы что-то прикрывает, можно. Выражения «travail en perruque» или «faire la perruque» используются для описания того, что сотрудник в рабочее время, на работе, при помощи рабочих инструментов и материалов делает для себя. Не принося пользы компании, но и не причиняя ей вреда (что важно). Никто не запрещает заниматься этим тайно, но часто это происходит с ведома начальства. И в часы, когда основная работа уже и так сделана.
Примерно с таких упражнений в ателье началась история марки Laperruque, так что название не только пытается что-то сообщить миру, но и описывает реальные события.
В словаре Громовой и Гринёвой perruque — это «халтура» (то значение, которое не про качество, а про деятельность) и «жульничество». Сходство есть. Но объяснение в краткой словарной статье даётся без нюансов и оттенков, присутствующих во французском, что сходу придаёт выражению негативный характер.
Жульничать тяжело, если работодатель не только всё знает, но и разрешает подобную деятельность. При этом результат труда не обязательно приносит коммерческую выгоду рабочему, он вообще иногда служит творческим целям (индивид торжествует над эксплуататором в рабочее время и на его же территории) или помогает деятельности самой же компании. Например, инженеры Apple, занимаясь в девяностых не только рабочими задачами, но и собственными проектами, явно применяли полученные там и там навыки в обе стороны. Впрочем, ущерб производству в этом случае всё-таки был нанесён, потому что компании до сих пор ежегодно приходится выпускать продукцию с исправлениями, хотя и платит теперь за это потребитель.
Разумеется, термин появился не когда попало, а в XIX веке. Именно тогда всех победила индустриализация, подарив миру привычный нам рабочий график, специфику работы на крупных производствах и отчуждение человека от продукта своего труда.
В разных регионах Франции на месте «парика» оказывается что-нибудь ещё. Например, в Нанте это bricole («лямка»). Слово, кажущееся родным всякому, кто читал Леви-Стросса или изучал на уроке страноведения французскую привычку портить доски и нервы под предлогом создания домашнего уюта посредством изготовления мебели ручной работы. Но что важно: тот, кто fait la perruque, обладает определённой квалификацией. Поэтому он не тренируется, он сразу делает что-то полноценное.
О Laperruque я бы и не узнала, если бы не французский язык. Точно так же, наверное, я бы спокойно жила и без Leonid Titow, если бы не пошла ради Bastille, праздника, организованного Французским Институтом, на Stereoleto в июле 2013 года. С тех пор, которые сейчас уже кажутся давними, многое переменилось, они развились, я развилась — все мы развились, но рюкзаки у меня одни и те же.
Так и с Laperruque: он был в мартовском выпуске Monocle с круассаном и триколором на обложке. На тот момент у нас был перерыв в отношениях (стоило на него подписаться — номера стали скучными, а почтовая доставка в центре Праги, такая особенная и неповторимая, усугубила тоску), но ради большой и светлой любви было сделано исключение, так что я купила то, что ещё несколько месяцев назад полагалось мне по праву.
Фотография с конвертиками была отвратительная, зато название напечатали крупно. И дали такое краткое описание, что его сразу захотелось перепроверить в словаре.
Поэтому теперь я буду следить ещё и за тем, как развивается Laperruque. Во всяком случае, до тех пор, пока у них не появятся обложки чуть менее офисных цветов, что позволит мне стать счастливой обладательницей тетради Muji. Потому что мне нравятся не только французские слова, но и японские канцтовары. И если среди способов их получить есть хоть один сложный, то именно он — интереснее всего.
