В пражском Музее декоративно-прикладного искусства всё ещё продолжается выставка «Визит к господину Волшебнику», посвящённая не только 125-летию со дня рождения фотографа Йозефа Судека, но и его дружбе с архитектором Отто Ротмайером (полное и оригинальное название: «Josef Sudek / Otto Rothmayer: Návštěva u pana Kouzelníka»). Поэтому широкой общественности представлена серия фотографий, которую один сделал в саду виллы другого, и разнообразные объекты, на этих кадрах присутствующие.
И что в этой связи хочется сделать с рецензией анонимного автора, оставленной в Книге отзывов и предложений и гласящей: «Скучища Скучища»? С ней хочется согласиться. С оговорками (о которых речь пойдёт ниже), но согласиться. Потому что надеяться на резкий приток ценителей и единомышленников при подготовке подобного мероприятия — это смело, а ожидать, что всех остальных не придавит однообразием, — ещё и легкомысленно.
«Визит к господину Волшебнику» — выставка про очень творческую дружбу очень творческих людей. Про взаимное влияние и обмен идеями. Про время, проведённое вместе. И про время остановившееся (что когда-то в саду, что в залах музея теперь).
Главный герой как бы один (Йозеф Судек, Заслуженный деятель искусств), но поскольку это выставка о дружбе, то их как бы два (то есть ещё и Отто Ротмайер, господин Волшебник, архитектор Пражского Града и ученик Йоже Плечника). Впрочем, если присмотреться, их ещё больше, не только по количеству, но и по габаритам, потому что во всём этом участвует целая вилла, а вместе с ней — сад. И всё это дополняют предметы, в том числе — спроектированные Ротмайером и другими друзьями друзей (садовая мебель, гравюры и чертежи, текстиль, головы и маски, мрамор и керамика — разное), а это делает круг главных героев ещё шире.
Вилла была построена по проекту самого Ротмайера в 1928-1929 годах. Неподалёку, практически на том же холме, чуть позже появился другой шедевр архитектуры — Мюллерова вилла. По проекту самого Лооса.
О взаимоотношениях архитекторов не сказано ничего, как и о том, чем занимались жильцы в межвоенный период (то есть об этом есть, но мало, но и фотограф с архитектором в ту пору ещё не дружили, так что кому это надо), как и о процессе строительства, как и о других несущественных деталях. Всё это пропущено, и выставка рассказывает сразу о сороковых и шестидесятых годах.
У UPM есть собственная галерея имени Судека, а вилла Ротмайера, памятник культуры Чехии, принадлежит Музею города Праги. До 2008 года в ней ещё жили потомки знаменитых родителей (Божена Ротмайерова, супруга Отто, тоже была деятелем культуры, а ещё художником, модельером и феминисткой), но содержать целое здание — дорого, так что сын архитектора (Ян Ротмайер, по совместительству — ассистент и ученик Судека) продал его городу. И продал в довольно плачевном состоянии, судя по фотографиям и объёму реставрационных работ (впрочем, наследие он берёг до последнего, и упрекнуть его не в чем, просто жизнь — сложная штука).
В восстановлении виллы принимал участие и UPM, о чём сообщается отдельно. В чём именно заключалась помощь, не раскрывается, но догадаться несложно.
Теперь там проводятся экскурсии (как и по бывшему дому Мюллера, точно так же принадлежащему Музею города Праги и в не меньшей мере являющемуся памятником чешской культуре), и всё это можно посетить. Вокруг тоже красиво, и район сам по себе стоит того, чтобы по нему хотя бы просто погулять. Впечатление не портит даже более поздняя застройка: памятники видно, но и контраста нет (адрес Ротмайеровой виллы: Прага 6, улица U Páté baterie, дом 50; гулять — туда).
Но в зимние месяцы, с которыми совпадает время проведения выставки, сад Ротмайеровой виллы мало кому нужен. Внутри ещё хоть как-то, снаружи — скучно. И какая разница, где стоят сейчас ротмайеровские стулья и где лежит всё остальное? Так что музеи объединились. Опять же, есть шанс, что ближе к лету проснётся не только природа, но и интерес у посетителей. Ведь не все ещё успели побывать на самой вилле. А если и успели, после выставки кому-то наверняка захочется освежить впечатления.
Основа экспозиции — серии фотографий «Прогулка по Волшебному саду» и «Воспоминания», которые были созданы в гостях у Ротмайера.
Первые залы идут хорошо: в них — разное. И Пражский Град, и его реконструкция, и мрамор с деревом, и пока ещё новый и мало изученный материал, к которому только предстоит привыкнуть.
Стекло, делающее подклеенные под него фотографии ярче, и фоны из ткани и бумаги, за счёт которых некоторые кадры кажутся цветными (а так-то тут всё чёрно-белое) — так называемые puřidla, к которым приложил руку Ротмайер. Чтобы усложнить, к архивным кадрам добавлены предметы старины, к которым архитектор питал глубокую привязанность.
Об удобстве садовой мебели, представленной в широком ассортименте, приходится только догадываться (и догадки не в её пользу), зато вся она, каждый стул и всякий столик, выглядит очень современно. Потому что, во-первых, художники той эпохи опережали своё время, во-вторых, мы до сих пор пользуемся их достижениями, в-третьих, это модно. Так что мебель — это прекрасно, без неё было бы не то.
А дальше надо долго идти по всему этажу, чтобы в лёгких сумерках, обеспечивающих сохранность экспонатов, смотреть на повторяющиеся сюжеты с одними и теми же предметами, которые уже в момент съёмки или обработки успели утонуть в темноте и раствориться в окружающей обстановке, так что различить можно не всё и не сразу.
Сад был очень красив, но мал. Поэтому приходилось выкручиваться. Чтобы атмосфера была ещё волшебнее, на неживую природу лепились стеклянные глазки, из-за которых вполне безобидные предметы кажутся теперь персонажами «Маппет-шоу». Некоторые композиции похожи: что-то слегка сдвинуто, иначе выделено, убрано или добавлено, или просто взят немного другой ракурс (творческий беспорядок в жилых помещениях — не лучше: весь на одно лицо, хотя даты под фотографиями разные). Незначительные детали, которые многое меняют для одних и совершенно непонятны другим. Для современного зрителя это просто кадры, из которых надо было выбрать лучший, но кто-то пожадничал и оставил всё. Вообще всё.
Но в этом ритме и в этих повторениях есть своя магия.
Ракурс решает: сходство есть, но выделено каждый раз что-то новое. Да и сами предметы столетней давности — вот они, все тут, на музейных стендах, такие «расколдованные» и такие понятные. Они сохранились лучше всех, они присутствуют здесь лично (есть и что-то из Града, и гравюры, и светильники, и даже выцветший зонтик от солнца), но что ещё важнее: именно они — главные персонажи. Это они живут в волшебном саду и дышат его воздухом. Люди, творческие друзья и талантливые соседи, в кадре обычно отсутствуют. И появляются только на сопроводительных табличках и в брошюрах к выставке, чтобы никто не остался без контекста.
Так что всё вокруг — это жизнь удивительных вещей. Что полностью вписывается в представления о деятельности музея именно декоративно-прикладного, а не какого-то ещё искусства. Только это видно не сразу.
Кто-то из посетителей это оценит. Словно всё для того и задумывалось, и вся кураторская работа была рассчитана на философски настроенного зрителя. Но это редкий зверь в любых широтах.
Большинству же посетителей от игры в поиск десяти отличий ни холодно ни жарко, поэтому они, застряв ненадолго в начале осмотра, довольно быстро пробираются к выходу. Чем предполагалось зацепить таких зрителей, чтобы они что-то вынесли, не вполне понятно. В этом плане однозначно удались только буклеты: их выносить даже приятно.
Из массы чёрно-белого и однообразного (на первый взгляд, разумеется, на первый взгляд) хоть как-то выделяются светильники и стулья. Но этого мало.
При этом для полного погружения в материал и нескольких часов не хватит, масштабы выставки — масштабные (сразу чувствуется, что юбилей), но мысль слишком глубокая, чтобы её хотел понять каждый, кто пришёл к декоративному и прикладному, которое и само обычно проще, и от воспринимающего требует меньше (суровая правда жизни в этом случае — какая-то такая).
Если отвлечься от подготовленности или неподготовленности зрителя (как и от белизны и лёгкости металлических конструкций, как и от блеска стёкол, как и от стрекоз на эскизах… и так далее), можно упомянуть, что выставка получилась немного мрачной. Не то эпоха навевает (пресса эпохи, кстати, не стеснялась называть работы Судека депрессивными, сразу и без намёков), не то освещение, не то вечно живые вещи вне своей естественной среды обитания работают как vanitas, но о невыносимой лёгкости бытия во всей этой красоте (а она тут есть, её тут много) подумать хоть и тянет (почти непрерывно), но почему-то не получается.
Посмертная маска, печатный текст некролога, автором которого выступил Сейферт, книги и каталоги с работами Судека, упрятанные под стекло, — всё это дополняет картину. И всё такое тёмненькое, серенькое… Весёленько, словно музей отмечает годовщину не рождения, но смерти.
Но если вспомнить, с какими режимами приходилось сосуществовать этим дружбе и творчеству, всё сразу встаёт на свои места. Какие времена — такая и плёнка. Могло быть и помрачнее, удивительно, что оно не.
Но подход и результат приятно выделяют «Визит к господину Волшебнику» на фоне всех прочих выставок UPM.
Однообразие (единообразие), скучное, но заставляющее всматриваться, оказывается в результате не только сомнительным решением, но и главным достоинством. Повествование не сбивается, лишних тем мало, все они просто дополняют основную; и впечатления, что собрали всё, лишь бы показать побольше, не возникает. Образ идеального зрителя подкачал, да, но что касается остального, такой силе воли может позавидовать каждый (архивные материалы — это соблазн, а юбилей того или иного события, с которым эти материалы можно связать, — соблазн ещё больший).
Нет даже акцента на том, что это всё Судек сделал одной левой (правую руку он потерял в результате ранения, во время Первой мировой войны), хотя об этом принято рассказывать, чтобы лишний раз показать, что творили фотографы Чехословакии, пока остальные экспериментировали обеими руками, не обязательно добиваясь таких же успехов.
Не то чтобы это делалось специально, оно обычно как-то само откуда-то вылезает, но без этого — лучше.
От юбилейного года, то есть от прошлого, организаторы захватили только половинку декабря, но это ровным счётом ничего не значит. Выставка продолжит работать почти до середины апреля (должна была закрыться раньше, но её продлили), и это позволило бы отметить 17 марта ещё и 126-летие Судека, но в программе мероприятий этот день ничем не выделяется. Его там вообще нет.
Так что не зря считается, что музеи — это особые пространства, где время как бы замирает. UPM предоставляет всем дополнительную возможность в этом убедиться (при этом глубокая мысль становится ещё глубже, а философский посыл ещё дальше, так что мы не будем опять объяснять всё локдаунами — это слишком прозаично).
Раз заявлено про 125, значит, так тому и быть. Музей сказал — музей сделал.
Всё равно с точки зрения вечности это ни на что не влияет.
