В 1907 году Саймон Сэмьюэль запатентовал в Англии специальное шёлковое сито — трафарет для нанесения краски на ткань. Из-за чего традиционное катадзомэ из Японии и Китая тысячелетней давности вошло в историю под названием «шелкография» (Silk Screen Printing, печать шёлковым ситом; хотя оно уже давно не обязательно шёлковое). Ведь Саймон Сэмьюэль был расторопнее азиатских специалистов. Так в технологию создания изображений на ткани официально вошла трафаретная печать. Считающаяся сейчас более традиционной, более трудоёмкой и отнимающей уйму времени, а потому — дорогой.
Пористый трафарет-экран, сквозь отверстия которого проникает краска, многоразовый. На длинных столах, уходящих в бесконечность, растянута ткань. Вдоль столов перемещаются мастера с краской, ракелем и самими трафаретами. Для одного платка на среднестатистической фабрике в Комо может быть использовано до 30-35 шаблонов-сеток, что очень и очень многоцветно, потому что каждая сетка (то есть расположение отверстий на ней) помогает закрасить полотно только каким-нибудь одним цветом. Для сравнения: у самых ярких павловопосадских шалей их бывает не больше 23. Каждый слой-цвет должен высохнуть, из-за чего процесс растягивается. В некоторых случаях создание платка занимает около полугода.
Иногда уголок платка на фотографии бывает аккуратно отогнут. Как бы для композиции и в рамках жанра вообще, но и как бы для демонстрации, как он подшит и прокрашен. С обеих сторон. То есть краска глубоко проникла в волокна. Потому что у традиционного способа появился конкурент, который прекрасен во многих отношениях, но всё ещё посредственно работает с изнанкой — цифровая печать на ткани. Она же — прямая печать, потому что работает без посредников-трафаретов.
Теперь всё везде цифровое. Рисунки для будущих платков обязательно сканируются (если сразу не создаются в Adobe Что-то Там), а шаблоны-сетки выкраивает программное обеспечение (передвигает и совмещает трафареты, кстати, тоже автоматика). Это же обеспечение отвечает и за цвет для предварительного окрашивания нитей, чтобы получить ткань с цветным рисунком (ткать при этом даже не обязательно прямо в Комо), и за оттенки для повторного окрашивания (запоминая их навсегда, чтобы не пришлось контролировать красковарку через эн лет, пытаясь приготовить всё по рецепту от технолога на пенсии). И каким бы ни был способ способ нанесения рисунка, пусть даже и традиционным, вместо пробных набивок теперь всего лишь пробные оттиски (но и их, оказывается, в Европе делают при печати не везде, поэтому и так сойдёт).
Хотя и традиционная «Colour Kitchen» у крупных фабрик Комо тоже имеется. Но для избранных, не для всего подряд.
А для особо избранных, например, для Dolce & Gabbana ткань могут раскрашивать ещё и отдельно взятым художником. В течение многих часов и недель.
Кто видел, как печатаются этикетки, тот живо представляет себе современный digital printing. Кто знает про CMYK (видел картриджи под крышкой своего принтера, например), тот ещё живее представляет. А если кто знает про отдельные оттенки — пантоны (если не знает: это то, что смешивается и добавляется, если нужен фирменный цвет, а не что-то похожее), тот, можно считать, видел всё.
Вы можете напечатать на кашемировом или шёлковом полотне что угодно: хоть свой уникальный рисунок, хоть фотографию любимой бабушки, хоть традиционную персидскую шаль. Или создать имитацию трафаретной печати с характерными наслоениями и с как бы случайной расплывчатостью линий, дефектами или подтёками (трафаретная печать обладает не только преимуществами, но и недостатками, но это милые черты, а не дефекты).
Чтобы краска «схватилась» с тканью при печати, поверхность материала предварительно покрывается специальным составом. После печати ткань обрабатывается паром, чтобы чернила закрепились, а цвета стали ярче и насыщеннее (до этого изображение выглядит так, словно вы смотрите на него сквозь тонкую папиросную бумагу). На колёса для отпаривания ткань развешивается вручную, и это самая впечатляющая часть процесса, вручную проходит и контроль качества. Брызги, пятна, непрокрашенные участки — всё это попадается, всё это брак. Цифровая печать не идеальна (и это уже как раз не милые черты).
После обработки паром ткань стирают (так называемая промывка), чтобы удалить излишки красителя, она сушится, и наконец-то разрезается и обрабатывается по краям. Которые либо превращаются в бахрому, либо подкручиваются, то есть подворачивается; и прошиваются вручную, если будущий шарф на что-то претендует, или на машинке или оверлоке, если он не.
При цифровой печати обратная сторона полотна остаётся белёсой, то есть попросту бледной, и — если только это не шёлк, которому почему-то везёт — полосящей. На ней можно рассмотреть горизонтальные полоски, появившиеся за счёт разной степени прокрашенности. Кажется, что это повторение движения каретки, скользившей туда-сюда, что вызывает вопросы к стабильности подачи чернил. Но причина кроется в плетении ткани и толщине нитей.
Хотя знакомые образы всё равно посещают.
Так полосит изображение, напечатанное на струйном принтере, которым не пользовались пару недель, у которого что-то засохло, у которого заканчивается картридж, который просто оказался топовым Epson’ом (не прощу и не забуду) и так далее. Но там оно полосит на поверхности бумажного листа, на самом видном месте, поперёк всего изображения. Печать на ткани позволяет делать это с изнанки. Что не портит картинку, но может сказаться на впечатлении от разноцветного платка, внезапно повернувшегося к зрителю не той стороной в процессе драпировки. Чем плотнее ткань, тем ниже степень прокрашенности изнанки и тем ярче отличия. Как игрушечные деньги, у которых есть только аверс, изделие с рисунком, напечатанном на принтере, кажется немножко ненастоящим, так что впору насторожиться.
Если возвращаться к платкам, с которых тут всё начиналось, то есть к Sabina Savage, то у них следы такого способа печати тоже заметны. Но карандашный рисунок вытягивает бледную изнанку, и она становится частью композиции. Вряд ли это входило в первоначальную задумку, но в итоге получилось хорошо.
Цифровой печатью пользуются все, от Zara до Dior. Выглядит это всё не очень поэтично, а даже как-то офисно: огромный принтер, вместо бумаги — рулоны белой ткани, как рулоны бумаги для факса, только крупнее (вообще-то, они вполне себе традиционные, эти рулоны, но конкретно в этой комбинации они полностью лишаются своего обаяния). Ничего удивительного, с другой стороны, раньше на шёлке писали и рисовали миниатюры, сейчас печатают. От прогресса же не уйти никому, вот и ткань не скрылась.
Эта технология даёт многоцветность, о которой в прежние времена можно было только мечтать, оставляет чёткими даже мельчайшие детали изображения, не требует совмещения трафаретов (при этом настроить такой принтер — отдельная наука, зато потом — вечный кайф), экономит чернила (очень полезно для природы), и краска лучше въедается в волокна (внезапно), пусть и только с одной стороны.
Такие изделия дешевле в изготовлении. Обычно они оказываются дешевле и при продаже, но тут многое зависит от самоуверенности или имиджа бренда. Бывает, что и не оказываются. А бывает, что к этому добавлено что-то ещё, что что-нибудь меняет.
Ведь если не добавить, то всё это как-то не поэтично. Это уже не про ремесленника и его кропотливый труд. Осталось ли там вообще хоть что-то от люкса и артизаналя? После всех этих картриджей, или — что ещё хуже — системы непрерывной подачи чернил?
Что-то всё-таки осталось. Семья, которая поколение за поколением несёт ответственность за свою фабрику. Развешивание ткани вручную и обработка краёв. Качество используемых материалов. Логотип бренда. Работа дизайнера. Магия места.
Потому что окружающая обстановка очень важна. Виды и близость Альп ничуть не менее значимы для рабочих на фабрике, чем климат — для тутовых деревьев, а пресные воды озера Комо и реки По — для всего остального (вода для текстильной промышленности вообще много всего значит). Вот что-то из этого списка к изделиям и добавляют.
И не будем забывать, что Комо — это ещё и город обоих Плиниев, Алессандро Вольты (да, той самой единицы измерения электрического напряжения) и второго эпизода «Звёздных войн». Всё это влияет и обязывает.
И будем учитывать, что можно напечатать брошюру, а можно — подарочное издание. Типография одна, эффект — разный.
С одной стороны, шёлк из Комо — явление обычное. С другой, как и о многом в Италии, а если шире, то и в Европе, о нём можно говорить ещё и как о явлении необычном. Это нечто особенное, это всё ещё сохраняющиеся традиции, это бренд. Как калабрийский мандарин, сицилийский томат, фисташки из Бронте или сыр из Пармы (или Реджо-Эмилии). Стоит упомянуть город или область, и вы сразу себе всё во всех деталях представляете. Оно есть только тут и больше нигде, а всё другое — уже не такое. Так что это не шёлк, это именно «шёлк из Комо».
И такое уточнение — совсем не необходимость сообщить, что, например, перед вами итальянский пармезан из Италии, а не откуда-то ещё, чтобы все поверили в оригинальность продукта (когда-то я жила там, где такие уточнения требовались; не из стремления что-то подчеркнуть, просто пармезан мог быть сделан где угодно). Или кивнули, мол, да хоть откуда. Это проявление гордости за свой регион и уважения к своему труду (и к чужому), это родословная и рекомендации, это традиционные имя-фамилия, только для товара (хотя некоторые художники тоже вошли в историю искусства с названием своего родного города на самом видном месте; хотя и по несколько иному принципу, да).
Витрины и магазины Комо, разумеется, утопают в шёлке. Не обязательно от тех самых модных брендов, для которых здесь всё производится, максимум — от чего-то второстепенного, а то и почти забытого. В основном здесь представлены рубашки и всякая вечная классика, с крупными розами или в мелкий горошек, на которую всегда есть спрос. Собственные магазины при фабриках встречаются не у всех, но умеющим искать дают и такое. А для всего остального есть бутики брендов, которым в Комо что-то делают. Ещё и по всему миру. За этим шёлком — проще сразу туда.
Шарфы с лондонским дизайном и итальянским шёлком — это вообще какой-то тренд. С цифровой печатью и люксовостью во всех описаниях. И даже с похожими рисунками, с близкими по духу фотосессиями, с какими-то одинаковыми цветовыми гаммами и темами, с названием марки в честь самой себя. Например, Ilona Tambor или Emma J Shipley (что первым нагуглилось). Но у Сабины всё как-то серьёзнее. И всё равно иначе. А ещё у неё нет расписных чехлов для айфонов, что само по себе — признак ответственного отношения к чувствам клиента.
Этого самого клиента (своего) Сабина, кстати, описала в интервью The Rake в сентябре 2018 года: тот, кто ценит ткани и отделку, но в конечном итоге выбирает темы, принты и цвета. С которыми любая ткань и любая отделка становятся лучше. К чему можно добавить пункты про маленькость бренда, личные взаимоотношения с маркой и общие представления о качестве вещей.
Темы рисунков на платках, скажем так, до некоторой степени сами определяют свою целевую аудиторию. На узор из битого фарфора или ошейники с шипами, на скелетики рыб, пасть аллигатора или черепа крупного рогатого скота согласятся не все (с Gareth Pugh и Alexander McQueen в предыстории все эти черепа и скелетики совсем не удивляют, ну черепа — и ладно; удивляет то, что их тут так мало). Но и цвета с общим настроением здесь такие, что другие «не все» тоже два раза подумают. Потому что в целом это не что-то экспериментальное, а спокойные в общем-то рисунки, не нарушающие картину мира обывателя. Вопрос в чувствительности, как с «Британникой»: кому-то не очень, другим скучно, зато некоторые — просто тащатся (особый отклик, как кажется, все эти платки и иллюстрации находят у американской аудитории, что даже как-то не удивляет).
Сабине нравится, когда клиенты рассказывают ей, почему выбрали тот или иной рисунок, что именно они в нём нашли, что показалось им своим и близким: кому-то центральный персонаж напомнил их питомца, у кого-то тема проассоциировалась с любимым романом, для кого-то оказалась важна малоприметная деталь, что-нибудь навеявшая, и тому подобное. У меня диплом культуролога. Мне здесь всё навевает. И напоминает тоже обо всём.
О флоре и фауне; о миссис Дэллоуэй и жарком июньском дне; о цветах, которые сушат между страницами, прижав словарём потяжелее; о Зоологическом музее и Кунсткамере; обо всех музеях естественной истории и антропологии, вместе взятых; о шести томах Дарвина и одном — Брема; о журнале «Теория моды»; о мемориале принца Альберта; о шалях мисс Вудхаус и чулках мистера Найтли; о белошвейных мастерских и филантропических учреждениях; об иллюстрированных энциклопедиях в книжном магазине и плакатах в кабинете биологии; о птицах Одюбона и Танниклиффа; о горах и Гумбольдте (младшем); об учебнике латыни и Гумбольдте (старшем); о кабинетах редкостей в британской глубинке; об Эйсе Вентуре, «Книге джунглей» и «Короле льве». И о чём-то ещё, что не вошло в перечень, но обязательно вспомнится потом.
Как выразился журнал Country and Town House, в этих платках ощущается британскость (britishness), в какой бы Италии они ни были произведены. Но дело тут не в привычных коронах, державах и скипетрах, которые Сабина щедро раздаёт своим персонажам. Дело в другом: какими бы ни были темы — что о Японии, что о Португалии, что о помпейских развалинах или персидском базаре — все они о британском восприятии экзотических стран, на них и смотреть тянет исключительно по-британски (что бы это ни значило). Прежние славные времена, когда над некоторыми не заходило солнце, тоже всплывают в памяти, но почему бы и нет? Как с любым наследием, с этими воспоминаниями тоже нужно работать.
К платкам и подушкам, которые почти с самого начала присутствовали в ассортименте, пару лет назад добавились костюмы из шёлка и бархата, чтобы каждый смог раз и навсегда укутаться во что-то помягче.
Одежду шьют в Уайтчепеле (Whitechapel), печать на ткани — снова Комо. Чтобы изображение не деформировалось, для каждой детали костюма рисунок проектируется с учётом швов, вытачек и сборок.
Это направление деятельности марки мне пока мешают оценить турецкие трикотажные пижамы, гордо именовавшиеся домашними комплектами, вошедшие в моду в конце девяностых, когда эти самые пижамы хлынули на лучшие рынки наших городов. Там, окуриваемые ароматами шавермы, шаурмы и цыплёнка-гриль, они помогали нашим соседкам, мамам и бабушкам формировать свой неповторимый стиль.
Такие костюмы из платков есть и у Etro, и у Dior, и у начинающих скандинавских брендов, и вообще — это очень древняя традиция, но из-за детской травмы я их принять пока не могу. Хотя прекрасно представляю себе в этом каких-нибудь приличных людей на каком-нибудь довольно приличном мероприятии в какой-нибудь Англии. Шаблон не рвёт. Они тоже очень британские, все эти шёлковые костюмы; как обстановка загородного дома, подушки в гостиной или витрина Liberty.
Хотя, если снова обратиться к истории, пижамы эти оказываются эхом колониального прошлого и результатом итальянского интереса к индийским товарам, проснувшегося в середине ХХ века (то есть комплект на рынке не копировал западную моду, но был прямым потомком восточных оригиналов), а платки — напоминанием о персидских или испанских шалях.
Вообще, временами кажется, что откуда-то вот-вот появятся шатры и покрывала с такими же рисунками. Остальное-то уже тут. Подушки и пижамы, шали и накидки, ленты и платки, кисти и бахрома, розовое с оранжевым, фиолетовое с зелёным, бархат и шёлк… Леопардово-фуксиевое безумие тоже есть. Людям нравится. В своё время Бакста высоко оценили не только во Франции и США, но и в Великобритании. И не смогли забыть до сих пор. Восточные и античные темы, переливающиеся краски, геометрические орнаменты и пряный аромат бывших (а на тот момент не очень) заморских территорий — что раньше это находило отклик, что сейчас. И во всех этих современных шалях и бархатных подушках тоже очень много Бакста, если присмотреться. Только без бакстовской эротики.
В честь девяностолетия Её Величества были выпущены косынки с корги. По слухам, одна из них есть у именинницы. Мир британской моды тесен, слухам можно и поверить. Но смело можно утверждать, что у принцессы Анны есть сабинин платок с лошадкой. Про это даже были фотографии.
От безвестности марка не страдает. Сабина регулярно участвует в выставках и семинарах, получает премии или звания, а платки появляются то в фотосессиях Юргена Теллера для British Vogue, то просто на страницах Harper’s Bazaar и Marie Claire или других британских изданий, в названиях которых чередуются «дома» и «пригороды» (в этом есть что-то от Horse and Hound из «Ноттинг-Хилла», и это опять британская британскость).
В 2019 и в 2020 годах марка была включена в ежегодное издание, именующееся книгой, — Great British Brands, которую публикует журнал Country and Town House. В этом году не была, зато Сабине досталось нечто более ответственное — обложка Walpole Book of British Luxury (в такой же Book, но 2019 года Sabina Savage значилась как Brand of Tomorrow).
Ещё Сабина сотрудничала с придворными ювелирами Cleave & Company, разрабатывая лимитированную коллекцию ручек (не шариковых) и флакончиков для духов из золота, серебра и эмали, которые, кажется, были представлены на London Craft Week 2020 (подробностей не нашлось). Легендарные Johnstons of Elgin тоже упоминались (не то в планах на будущее, не то в виде юбилейного кашемирового шарфа).
Единый стиль прослеживается с самого начала, хотя эволюцию и творческий путь никуда не деть. Животные могут показаться не идеальными и даже немного странными, их позы не всегда естественны, а рисунок — не всегда точен. Но на то он и авторский стиль, чтобы оправдать им что угодно (смотрится-то гармонично). Зато у животных на мордах всё, абсолютно всё написано. Даже то, что они о вас думают. То есть они очень выразительно выражают. Это важно.
Рисунковость рисунка тоже видна: и заштрихованные участки, оставленные без заливки, и не всегда ровные линии, и какие-то случайно забытые рабочие моменты, смещения, нестыковки и прочие чернографитные мелочи, в том числе — фирменный серый контур. Благодаря этому платки Сабины не перепутать вообще ни с чем. Цвета на расстоянии заметнее (и эту гамму тоже сложно развидеть), но и рисунок угадывается издалека — кругом равенство.
Вообще-то, несмотря на сюжеты и всех этих милых зверюшек, самые главные темы здесь — жизнь и смерть. Но без драмы. Не в том смысле, к которому нас приучило большое искусство. Потому что в природе жизнь и смерть прекрасно сосуществуют вместе, бесконечно дополняя и продолжая друг друга, естественно чередуя рождение с разложением, как бы чувствительна к этому ни была современная публика. Черепа мелких зверюшек и новорождённые жеребята, засохшая трава и спелые фрукты — всё это вместе. Вот о такой, вполне нормальной, животной жизни, которая полна всем, и всё это нормально, о которой можно забыть в городской среде, но которую все помнят и видят ежедневно за пределами городов, в окружении хотя бы полей и лесопарков, эти платки и есть. И о застывшей природе, выхваченной человеком и помещённой в промежуточное состояние, в формалин и музейную пыль, под электрический свет и стекло (тема замкнутого пространства в платках тоже присутствует).
Эти платки дороги, но демократичны. В том смысле, что их можно носить с джинсами или рюкзаком Kånken — и всё будет гармонично сочетаться. Как будет оно удачно смотреться и с чем-то поприличнее. И они подходят тем, кто не дорос до шалей (иногда — в прямом смысле слова): не к слишком многому обязывают (хотя и на многое намекают).
Для товара класса люкс предусмотрена и соответствующая упаковка. Она ещё подарочной зовётся. Коробки, мешочки для хранения, слои бумаги для нежных тканей, как бы сургучные печати и небольшие каталоги, сопровождающие каждое изделие и рассказывающие о коллекции, к которой оно относится. В этом есть свой шарм (и вообще нарядно получается, особенно удалась часть с брошюрами), но поскольку многие другие марки уже приучили потребителя ответственно относиться к окружающей среде (сокращать, довольствоваться малым, перерабатывать), потребителю бывает неловко. Иногда.
Чтобы всё смотрелось ещё лучше, платки отправляются почти моментально (мы всерьёз начинаем думать, что в момент заказа где-то начинает мигать красная лампочка; и это не просто догадки, это единственное, что объясняет, почему документы в посылке всегда не те и не про то, что неизменно приводит в возбуждение чешскую таможню и службу доставки), а отдельный канал на YouTube показывает, как завязывать узлы.
Платки Sabina Savage почему-то можно найти в средней полосе России с ценниками, которые будут раза в два (минимум) ниже, чем у самой Сабины в европейской Европе, без учёта НДС. В единственном экземпляре, без каталогов и фирменных мешочков, но те же самые (и этот бренд пока не подделывают, будем честны: не дорос). Немаловероятно, это какие-то остатки из Комо. Словно со склада, где они случайно затерялись и смешались с отрезами ткани по полтора-два метра, которые берут на вес, чтобы потом в магазинах итальянских тканей сходу преподносить покупателю как остатки чего-то большего. Но это только версия. Хотя и основанная на реальных событиях.
Смесь модала с кашемиром, на которой так зациклены многие модные дома, тоже поначалу была, но от неё отказались в пользу кашемира без примесей. Всё-таки он выглядит приличнее. Поэтому теперь платки печатают на нём, на шёлке и на шерсти с добавлением шёлка.
Кашемир нежен и прозрачен, и при этом он в меру матовый, так что рисунки на нём смотрятся лучше всего. Шерсть даёт кремовый подтон, от чего все остальные тона теплеют. Она не колючая, лёгкая, в меру согревающая (то есть в февральские морозы не спасёт). А шёлк, как и положено, переливается, светится и блестит (но не очень откровенно, мягко и нежно, всё-таки это твил).
Конечно, эти платки отличаются пестротой. Но так, в меру. На первый взгляд — да, особенно в сравнении с каким-нибудь приглушённым тартаном. На второй — уже нет, слишком большие фрагменты просто отданы под цветовые пятна, которых не так и много, так что персидская шаль или павловопосадский платок могут оказаться пестрее. Серо-белые детали изображения не только подчёркивают, но и приглушают общее буйство цвета — зависит от того, как сложить или намотать. Чем больше масштаб полотна, тем больше площадь заливки. И композиция — не симметричная, и даже не пытается ей быть, потому что это платок, конечно, но всё-таки и иллюстрация (иногда их даже вешают в рамочке на стену — тоже красиво).
Поскольку рисунок масштабируется для разных форматов платков, распределение цветовых пятен меняется. И в одном размере оно может быть удачнее, чем в другом (не всё монументально). Что выступало на первый план в платке 135 на 135, то сглаживается в 90 на 90, но можно и наоборот: когда в большом скрывается, зато в малом — помещается на самое видное место и вообще доминирует, как ни поверни.
Поэтому — цвет, цвет важнее всего. Как только платок повязан, картинка перестаёт иметь прежнее значение: заметнее становятся цветовые сочетания и лишь отдельные фрагменты изображения. Хотя история и персонаж — тоже важны. Их не видно, но вы про них знаете.
Образцово-показательный шёлковый Hermès (если уж сравнивать, то с эталонным эталоном и образцовым образцом, чтобы сразу понятно и вообще) плотнее, тяжелее, лучше греет, иначе драпируется и почти не шуршит. Но у меня с ним не складываются отношения, хотя мы оба стараемся. Всегда видно только его, а не меня. А ещё эрмесовость платка за версту видно (при хороших метеоусловиях), и она моментально считывается, не оставляя простора для фантазии. А должно быть как-то иначе. Вот с Savage у меня иначе.
UPD от 13.09.2021: правильно подобранный шёлк и кашемир улучшают внешний вид каждого, а качество — это качество, так что всё кончилось тем, что я встала на учёт в Hermès. Всё-таки итальянский шёлк уступает французскому (или британские бренды не так строги к себе, как компании на континенте).
Привычная деятельность, которую лишь отчасти разнообразят новые запреты и ограничения, и попытки не сойти с ума — это хорошо, но этого мало. В Чехии с начала года не открывалось вообще ничего (кроме магазинов канцтоваров, всего на пару недель, и это не считается). Это не бодрит и не вселяет. Книжные магазины — излишество, музеев нет, галерей нет, парикмахерских нет, кафе тоже закрыты. А жить-то хочется. Полезнее всего в таких условиях оказываются фильмы ВВС об искусстве (для кого-то этот год войдёт в историю как год Эндрю Грэм-Диксона), итальянская еда и итальянские шарфы (и домашняя библиотека, и испанские пазлы, и американская парфюмерия, и французский чай, и шотландская кошка, и русский мат).
Без парикмахерских, может быть, и тяжело, зато можно повязывать ленты с картинками. Не стесняясь, потому что даже самый смелый эксперимент увидят только соседи. Можно обматываться платком, наряжаясь на прогулку в почтовое отделение. Или комбинировать натуральный шёлк с надоевшей синтетикой респираторов. Делать что-то такое, что получается делать, и чтобы оно было обязательно новым. Так ведь лучше, это помогает бороться с депрессией и депривацией всего подряд.
Чисто теоретически через сколько-то лет я опять решу, что платки — это не моё (UPD от 13.09.2021: нет, я решу ещё раньше). Что просто переволновалась, искала себя и выход, ведь кто бы не, в те-то времена?
Но что-то я в этом сомневаюсь (UPD от 13.09.2021: зря). Год, конечно, выдался тяжёлый и, заранее можно сказать, незабываемый, но я рада, что до некоторых тем до сих пор не добиралась, хотя попробовать что-то из этого можно было и раньше. С платками лучше, чем без них. И не только сейчас, но и вообще, где-то там, в другой жизни (да, я всё ещё на что-то надеюсь).
