Gleam of gold, blaze of colours. Часть первая

Выставка в u(p)m

Для пражского Музея декоративно-прикладного искусства выставка «В блеске золота, в сиянии цветов» (примерно так переводится «V lesku zlata, v záři barev») — событие года. Главное, а судя по тому, как всё складывается, ещё и единственное. Мы были на ней в начале марта, мы посетили её в конце июля, мы можем успеть на неё в ноябре. Из-за карантина, при котором музеи закрылись первыми, а открылись последними, выставку несколько раз продлевали. История повторяется — продлят ещё (или свернут всё окончательно, потому что хватит это терпеть).
И даже если «В блеске золота» не успела ещё стать самой рекордно-долгой выставкой в истории u(p)m, она уже точно превратилась в событие гооооода.

Выставка подготовлена к 135-летию музея. И в этой связи посвящена многому. В первую очередь — реверсной живописи. А вместе с ней и собственным фондам, и итогам реставрации (для части работ она продолжалась в период с 2001 по 2017 год), и ценности (и редкости) экспонатов. Всего на выставке представлено 135 из более трёх сотен образцов живописи, принадлежащих музею (всего их, кажется, 387), начиная с Античности, заканчивая XIX веком. Отобрано лучшее из лучшего и самое характерное.
Практически всё — часть собственного собрания u(p)m, хотя другие музеи и галереи Чешской республики, а также частные коллекционеры тоже одолжили кое-что.
Во-вторых, материалы выставки рассказывают о вкладе Войтеха Ланны, одного из основателей музея, мецената и коллекционера, в то, что стало в итоге музейными фондами. Потому что именно он вложил в них первые изображения «под стеклом», передав до 1906 в распоряжение специалистов четырнадцать особо ценных работ. Ещё три экспоната, принадлежавшие когда-то ему же, были докуплены u(p)m самостоятельно, на аукционе в Берлине у Рудольфа Лепке в 1911 году.

И last but not least, задача выставки — показать, что реверсная живопись, которую до сих пор многие относят к декоративно-прикладному искусству (очень народному искусству, практически промыслу), в самом начале таковой не являлась. Всего какую-то тысячу лет назад она считалась настоящей живописью, не менее настоящей, чем любая другая (а появилась она ещё раньше, о чём тоже часто забывают). Картины и изделия, оформленные в реверсной технике, хранились в сокровищницах монастырей и аристократов и были гордостью императорских и бюргерских коллекций.
Но популярность, которой пользовались такие работы в XIX веке в рабоче-крестьянской среде, а также колоссальное количество изделий низкого качества (как по исполнению, так и по сюжетам) привели к тому, что первоначальный статус реверсной живописи был забыт. Потому что сохраняется не лучшее, сохраняется то, чего было больше (главное правило культурного наследия).
При этом основная проблема заключается в том, что картины под стеклом не просто исчезли из повседневной жизни европейцев около сотни лет назад, но сделали это настолько качественно и прочно, что не всякий посетитель в курсе, что это вообще такое (в ряде регионов и стран их вообще не было, так, перепадал время от времени случайный сувенир). Что у этих картин какой-то не тот статус или другая первоначальная роль, он тоже не знает. А бороться со стереотипами, которых нет, очень сложно. Поэтому сначала посетителю объясняют, что это перед ним такое, знакомят с историей и хронологией, объясняют про упадок, и уже потом — да, борются со стереотипами.

Тем не менее, пусть таблички возле экспонатов и повествуют об основном, многое из этого ускользает, если заранее не знать матчасть. На выставке представлены и этапы создания изображения, и примеры работ из совершенно неожиданных регионов, но лучше всё-таки приходить с какими-нибудь предубеждениями и приблизительным представлением о росписи по стеклу в целом.
Впрочем, что бы ни перечислялось выше, основная задача данной выставки, как и любой выставки на территории Чехии вообще, — показать, какое значение имело то или иное явление в данном регионе, а не где-тот там ещё. В сравнении со всем остальным и в исторической перспективе — но всё оно про тут, а не про там. И в этом плане всё удалось.

В европейских музеях реверсная роспись — не редкость. На что-то можно посмотреть даже в Москве. Но в целом в природе этот вид декоративно-прикладного искусства считается подвымершим видом. Коллекция u(p)m — одна из богатейших в Европе. Больше, может быть, сохранилось только в Австрии, но это ещё надо доказать. А меньше всего реверсной живописи, кажется, только у французов: чуть-чуть, один музей, где-то в Савойе.

Изображение создаётся слой за слоем, в обратном порядке. Сначала — финальные штрихи («финальные» для обычной живописи) и надписи, затем — контуры, блики и тени; потом постепенно выписываются объём и фигура, и только в самом конце можно приступать к фону. Каждый слой должен полностью высохнуть. Сохнет он долго, так что на создание одной картины обычно уходит несколько дней. Исправлений не внести. Работа создаётся сразу и набело.
Изображение не требует запекания, поэтому такую живопись называют «холодной». А из-за обратного порядка нанесения слоёв её зовут реверсной. Часто говорят, что это «роспись на обратной стороне стекла». И как только вы берётесь за какую-нибудь безделушку, у неё мгновенно появляется «изнанка». Но вообще, с точки зрения живописи у стекла нет обратной стороны, только обезжиренная.
Готовое изображение превращается в собственное зеркальное отражение, что зачастую оказывалось ловушкой для художников. Чем народнее были мастера, тем чаще на картинах встречались ошибки, которые особенно заметны в случае с надписями: то некоторые буквы смотрят не туда, то вся надпись целиком (так что это не роспись, это сплошная работа мозга).

Витражу нужен свет, чтобы изображение стало различимым. Реверсная роспись в свете не нуждается. Непрозрачность — вот её главное свойство.
Готовая картина сразу защищена стеклом, отдельный холст или доска тоже не нужны. Кроме того, стекло, как дополнительный эффект или улучшающий фильтр, всё делает красивее и ярче. Благодаря ему появляются и блеск золота, и сияние цветов из названия выставки. Почти при любом освещении изображение словно подсвечивается изнутри, создаётся иллюзия трёхмерности, а цвета становятся как бы насыщеннее.

Для реверсной живописи не выбиралось каких-то необычных материалов, лишь бы обеспечивалось хорошее сцепление с поверхностью. Темпера, масло, сусальное золото и клей, травление, рисунки на бумаге (и снова клей) и переводные картинки (судя по всему, декаль, он же деколь, как для переноса узора на фарфор), заодно позволявшие комбинировать основные элементы. Краски не всегда вели себя предсказуемо: цвет под стеклом мог погаснуть и потускнеть, так что многое зависело от навыков конкретного мастера (особенно в первое время, потом к этому стали относиться проще).
Создавались изображения и на зеркальном фоне. Для этого покрытие соскабливалось по контуру будущего изображения, чтобы в центре разместить какого-нибудь святого. Эта техника пользовалась популярностью в женских монастырях (утверждает немецкая Википедия), где обычные зеркала были запрещены, зато с реверсной росписью — допускались.

Чем проще способ нанесения изображения, тем выше вероятность, что это французы. Они всё упрощали. Зато в Швейцарии и Германии усложняли, поэтому их образцы 1500-1600 годов до сих пор выглядят новее и свежее, чем более поздние работы у всех остальных.

Экспозиция размещена в двух залах. Большом тёмном и маленьком холодном. Выставка кажется довольно компактной, но лучше заранее подготовиться к тому, что её осмотр может затянуться. Искусство миниатюры коварно: на малой площади оказывается слишком много деталей.
По пути из одного зала в другой можно проследить деградацию, то есть эволюцию, в ходе которой элитарное перешло в массовое. Хронология местами как будто бы не соблюдена, степень мастерства тоже какая-то неравномерная, но финал, то есть всё, что висит на выходе (он же вход), как бы реабилитирует тот лубок, который сверкает всеми красками во втором зале. Хотя, конечно, народное и наивное — это прекрасно, просто об этом надо догадаться.

После периода полного угасания интереса к реверсной живописи, в семидесятых годах прошлого столетия в среде искусствоведов просыпается ностальгия. Музеи начинают собирать то, что сохранилось. Ведь народное искусство — тоже искусство, его надо беречь. В современном мире — так особенно. Так что все экспонаты на выставке ценные. И только некоторые из них — ещё и неприлично дорогие.

Главное сокровище музея — крошечный портрет III-IV века нашей эры, обнаруженный на территории бывшей Римской Империи. Монохромный, то есть золотой. Он напоминает фаюмский портрет, но так, как если бы тот был фотографией на документы (хотя какие могут быть документы, если у вас уже есть фаюмский портрет?).
Такую технику живописи принято считать прародителем эгломизе. Хотя этим словом можно назвать любую реверсную роспись по стеклу, созданную до XVIII века, то есть до появления Жана-Батиста Гломи. Русскоязычные авторы, склонные обобщать, часто называют «эгломизе» всю реверсную живопись вообще. Хотя это всего лишь один из способов создания отзеркаленного изображения с обратной стороны стекла. Не уникального, а если понадобится — ещё и многократно воспроизведённого. С использованием сусального золота (или другой фольги) и прозрачного клея, с гравировкой изображения иглой и так далее. Монохромные, то есть чёрно-золотые картины на выставке — это оно. В некоторых случаях эгломизе дополнено обычной реверсной росписью — так красивее. Но если у римлян это была именно живопись, то у их просвещённых потомков — практически гравюра.

Другой предмет гордости музея — «Орфей в окружении животных» неизвестного автора. Он гораздо заметнее любых римских портретов. На фоне других ранних работ он выделяется и размерами и рамой: она украшена птицами и цветами, имитацией черепашьего панциря и вообще содержит множество элементов, которые отсылают одновременно к нескольким знаменитым мастерам эпохи, но это-то и сбивает с толку, поэтому авторство до сих пор и не установлено. Это «античная» версия сюжета об Адаме и Еве в раю (Ренессанс требовал новых героев), выполненная по гравюре одного из художников, находившихся при дворе Рудольфа II в Праге.
Слон и верблюд резвятся на полянке, лисичка гонится за зайчиком, лев пытается быть похожим на себя, но неудачно, лошадки с медведями слушают музыку, потому что это же Орфей, от него просто так не уйдёшь… Не исключено, что некоторые животные изначально писались с натуры, потому что у Рудольфа II был настолько масштабный по тем временам личный зверинец, что именно он считается основой современного Пражского зоопарка.

Некоторые работы на выставке повторяются, но не дублируются: это примеры того, как мастера слегка меняли композицию, чтобы получить то же самое, но не совсем такое (то есть для уникальности). Была и другая причина: мастеров было несколько, переводные картинки в мастерской — одни и те же, идеальной повторяемости от каждого участника добиться не удалось.
На выставке представлены гравюры (ими, например, поделилась Национальная галерея), которые послужили основой для создания ряда изображений на стекле, демонстрируемых в непосредственной близости (метрах в двух, а то и в трёх, но почему-то не рядом). Большинство выполнено в технике эгломизе, так что только очень живописный «Орфей» выделяется на общем фоне. Помимо красочности его отличает и больший реализм. В новой версии были заменены или улучшены некоторые животные, а виды, чьё существование так и не подтвердилось, вообще убраны. Например, единорога там уже нет.

Искусство реверсной живописи зародилось в эпоху поздней Античности, в Римской империи. Оно перешло в Византию, где сумело уцелеть во время всеобщего упадка. Потерявшись на территории Италии, пока Византия отползала на восток, оно возродилось, развилось и закрепилось там в XIII и XIV веках (и удачно вписалось в Ренессанс, что породило соответствующие результаты), чтобы потом (вместе с Ренессансом) пойти дальше по Европе: к середине XV века реверсную живопись уже осваивали и совершенствовали в центральной её части.

Стекло было дорогое, кому попало его не давали. Гладкие стеклянные пластины нужной степени прозрачности были редкостью. Ценностью основы и сложностью изготовления пластин (чтобы без вкраплений и дефектов, чтобы как можно прозрачнее) объясняется малая площадь первых образцов (что не отменяет того обстоятельства, что некоторые эпохи вообще тяготели к миниатюре). Стекло с росписью обычно либо шло на отделку чего-то большего, либо превращалось в самостоятельное, но очень небольшое произведение. Чем больше картина, тем выше вероятность, что эта роскошь предназначалась в своё время какому-нибудь императору Священной Римской или просто влиятельному феодалу.

Упоминания об алтарях, реликвариях, медальонах и просто предметах интерьера (шкатулках, блюдах, сосудах) с реверсной росписью появляются в перечнях имущества в Ломбардии в XIV веке. Но своего расцвета в регионе этот вид живописи достигает в XV и XVI столетиях, уже при династии Сфорца. Изображения часто пишутся на прозрачном кварце.
Параллельно, в XV веке появляется всё больше мастеров, работающих в этой технике, в Венеции и Тироле. Основными сюжетами, разумеется, становятся ветхозаветные мотивы и жизнь Христа.

В Швейцарии заметнее всех Цюрих. Четыре самых знаменитых живописца: Ханс Якоб Шпрюнгли (1559-1637), Карл фон Эгери (1510-1562), Кристоф Маурер (1558-1614) и анонимный Мастер VBL, творчески интерпретировавший наследие Шпрюнгли в более поздние годы (а потом маньеризм предшественников в XVIII веке возрождает Анна Мария Барбара Абеш (1706-1773) — и это первое и единственное женское имя на выставке).
Шпрюнгли также работает в Нюрнберге, где у него много заказчиков в аристократической среде, и сколько-то времени проводит при дворе Рудольфа II в Праге, где тоже трудится над заказами, но уже от самого императора Священной Римской Империи (на всякий случай: «император» и «Рудольф II» — это одно и то же). Параллельно с ним при этом же дворе находится миланское семейство Дечио, отец Агостино и сын его Ферранте, тоже прославившиеся своей росписью по стеклу.

Потом, благодаря извержению Везувия в 1631 году, внезапно спровоцировавшему развитие искусства в регионе (чем страшнее потрясение, тем скорее его хотят вытеснить из памяти), с Цюрихом начинает конкурировать Неаполь. Здесь создаются кабинеты из эбенового дерева, с девятью или двенадцатью ящичками, каждый из которых украшен пластиной с росписью. При этом стекло не было дешёвой заменой слоновой кости или росписи по эмали, но ценилось наравне. Известнее всех там Лука Джордано (1634-1705), чьё имя и даты жизни тоже ни о чём не говорят читателю, и запоминать их не обязательно.

Север Италии, Швейцария, Аугсбург в Германии — всё это крупнейшие центры производства картин «под стеклом». Мастера объединяются в гильдии, изготавливают уникальные работы на заказ и вообще чувствуют себя прекрасно.
При этом Аугсбург и юг Германии в XVIII веке были знамениты своими мастерами и без реверсной росписи. С ней они просто стали ещё популярнее. Но многие из них не подписывали свои работы, а что ещё обиднее — не выделялись чем-то специфическим. И хотя их имена известны, установить, что кому из них принадлежит, невозможно. Исключение составляет лишь Вольфганг Баумгартнер (1702-1761), который подписывал всё, и который тоже был знаменит созданием кабинетов.

Как только производство стекла достигает каких-то видимых успехов (то есть появляется основа большей площади и лучшего качества, но за меньшую цену), элитарное переходит в массовое, а реверсная живопись перестаёт быть искусством.
Появляются шаблоны и серийное производство, изображения становятся схематичнее, уходит многоцветность, исчезает перспектива, зато увеличиваются тиражи и наконец-то налаживаются широкие каналы распространения.

Реверсная живопись идёт по такому пути упрощения, что снова отказывается от больших иллюстраций в пользу миниатюрных элементов, предназначенных для отделки чего-нибудь.
В эпоху Возрождения рама тоже была частью картины. Она тщательно подбиралась или расписывалась, чтобы дополнять и продолжать её, тоже становясь произведением искусства (например, рама у «Орфея»). Затем происходит разделение: дешёвым картинам больше не нужны слишком сложные рамы, а дорогим рамам — картины.
Для популярных сюжетов, продававшихся по сходной цене, рамки выбирались простенькие, как нечто необязательное. Реже бывало наоборот: обрамление делалось золотым-золотым, с бабочками из цветного стекла и цветами из проволоки, чтобы покупатель уходил довольным и счастливым, унося шикарную вещь. Но чаще было достаточно рамы: небольшие медальоны или другие элементы с реверсной живописью прекрасно дополняли всё остальное, а вместо большой картины можно было вставить и зеркало — тоже красиво.

Продолжение