Родившись в Ленинграде, я получила не только медальку с Ильичом и свою первую бирку на ногу, но и проблемы с дыхательными путями. Поэтому я плохо взаимодействую с пылью, коврами и туманами; и особенно — с пылью и коврами посреди туманов. Поэтому я живу в Праге (и ещё она мне нравится; но задача этого вступления — показать, что автор как бы уязвим, а не объяснить, почему одни города могут кому-то случайно показаться лучше других).
Поэтому я социально дистанцируюсь ещё с начала января. И поэтому обязательное ношение чего-то на лице даётся мне тяжелее, чем большинству.
После запрета на посещение любых общественных мест без защитной маски или её аналога, введённого властями Чешской Республики шестнадцатого марта, всякая мысль о прогулке внушает мне трепет.
Но я по-прежнему считаю, что в этом запрете есть своя прелесть.
Конечно, иногда я выхожу из дома, и тогда я ношу маску. Конечно, она хлопковая, потому что натуральные материалы приятнее синтетических. Конечно, меня терзают смутные сомнения. И конечно, я читала рекомендации ВОЗ.
Но этот текст не об эффективности самодельных масок, пропускающих способностях хлопка и правилах использования защитных средств.
Он о неожиданных последствиях, которые обнаружились с появлением масок в жизни чешских граждан (говорят, Австрия и Германия тоже будут запрещать, но там и без чьих-то указаний население уже начало шить себе пёстренькие масочки из ситца).
Это совершенно не стильно (за некоторыми исключениями), а иногда даже очень смешно (хотя если горошек, надетый с деловым костюмом, веселит — почему бы и нет?), но ношение таких масок внезапно объединяет. Что важно. Пусть это и не от хорошей жизни или внушающей спокойствие обеспеченности, но все — вместе (хоть и немногие знают, в каком). И внешне, и по настроению. И это нулевой эффект. Из целых семи.
Первый — дисциплинирующий.
Когда тесты на наличие вируса есть, это прекрасно. Когда тестов нет, потенциально опасен каждый. Маска, надетая на самое видное место, напоминает, что трогать лицо руками нельзя. Что эти руки надо мыть как можно чаще. Что нужно заботиться о личной гигиене и пересмотреть прежний подход к уборке жилища. Что нужно соблюдать дистанцию.
Сложно придумать что-то более заметное.
В такой маске даже аккуратнее чихают и кашляют. Но это просто по-другому не получается. Так что это бонус, который добавился сам собой.
Второй — отвлекающий.
Заботы о маске отнимают уйму времени. Её надо вовремя сменить, прокипятить и прогладить. Или засунуть в микроволновку, а потом тушить пожар. Это отвлекает от мрачных мыслей.
Тот, кто шьёт маски, тоже может не думать о плохом. Он чувствует, что делает что-то хорошее и общественно полезное. Кто-то переходит на объёмы, близкие к промышленным, и шьёт маски для других. Безвозмездно. Такое занятие поощряется, благодарные благодарят, а старательные стараются ещё больше. Делать добро приятно. Когда результат воплощён во что-то материальное, ещё приятнее. Моральное удовлетворение от работы — важный фактор, влияющий на качество жизни. А его и в мирное время получаешь не всегда. В ситуации, когда многие не работают, а сидят дома, такой вид общественно полезного труда помогает на время забыть о неудобствах карантина и надвигающемся экономическом кризисе.
Третий — творчество.
Конечно, для кого-то это просто необходимость, которая вынуждает израсходовать на требования правительства старую футболку или что-то ещё, что не так жалко. К общественным работам подключили даже заключённых, которые тоже не подписывались на это добровольно. Об эффективности и красоте результата, может, и думают, но не заботятся.
Но иногда необходимость выкручиваться из сложившейся ситуации вызывает азарт. А внезапные требования будят творческую мысль.
Модели масок разрабатываются на ходу. Цвета комбинируются, выкройки корректируются, что-то изобретается заново.
В гардеробе у всех появился новый аксессуар. Не хуже обязательного световозвращателя, только заметнее и проще в изготовлении (в кустарных условиях). С этим можно работать.
Можно сшить что-то оригинальное, забавное или просто красивое — и все это увидят. Хвастаться разрешено. Это побуждает других поступать так же, социально приемлемо и демонстрирует готовность индивида соблюдать правила.
Можно купить себе за символическую плату маску, сшитую кем-то, и скомбинировать её с повседневной одеждой. Что тоже вид творчества: как игра и способ самовыражения.
Четвёртый — здоровая привычка.
В Японии маску надевает всякий заболевший (не все 100%, конечно, но всё же). Он не защищается сам, он защищает от себя. Это и есть основной принцип и самый правильный способ использования маски, ВОЗ подтвердит. Но в Европе отношение к болезням и ответственности перед другими несколько иное. Человек в маске вызовет недоумение — в лучшем случае. Его начнут обходить стороной, перестанут здороваться, попросят отойти подальше и не возвращаться — в худшем. Быть стигматизированным понравится не каждому, так что маску в итоге снимут. И тогда точно кто-нибудь заразится (но это не точно).
А когда маски на всех — никто не обижен, все равны.
Пятый — дистанцирование.
В маске далеко не уйдёшь и не убежишь. Любому в ней тяжелее, чем без неё, особенно — заниматься спортом или преодолевать большие расстояния. В ней труднее разговаривать. А разговаривать в маске и одновременно есть или пить — для большинства вообще неразрешимая задача. Поэтому число горожан на улицах заметно сократилось. Именно этого эффекта и ждали власти и ВОЗ (которая теперь что-то говорит об опасности нахождения в тесном семейном кругу во время всеобщего карантина; очень противоречивая организация, эта ВОЗ, когда она не Капитан Очевидность).
Шестой — осознание наличия проблемы.
Маска — вещь очень материальная. Так что вирус из чего-то абстрактного превратился в нечто вполне конкретное.
В самом начале карантин приняли за каникулы. Из-за этого через две недели после ударно проведённых выходных график прыгнул вверх. Как только всех нарядили в маски, общество успокоилось и начало вести себя так, как рекомендовалось. Кривая ползёт вниз.
Поэтому если что-то работает, даже если оно не работает, — значит, оно работает. Так что пусть работает и дальше.
