Материалы, марка Raphaёl сама признаётся, выбираются так, чтобы результат выглядел красиво и основательно. Липа и бук для ручек (но если очень попросить, дадут и пластмассу), никелированная латунь для колец. Типы ворса разные, но и тут обещано только самое качественное сырьё (а кто бы рискнул пообещать что-то иное?).
Не скажу, что кисти Make Up For Ever понравились мне с первого взгляда. С него мне понравились кисти Chikuhodo. Однако случилось так, что единственная моя кисть из искусственного ворса однажды бросила меня на произвол судьбы, а другой такой же не было. Зато что-то похожее нашлось у Make Up For Ever. И как-то так, кисть за кистью, я и втянулась.
Этот текст, конечно, сопровождается фотографиями, но это всё условности, так что я всё равно дополнительно уточню, что ворс у этих кистей коричневый, на концах темнее (то есть чёрный), что выдаётся за удачную находку, хотя обычные художественные кисти так тоже могут. И могли это задолго до Make Up For Ever. Но как бы то ни было, это всё равно удобно.
Ручки деревянные, тоже коричневые. К концу сужаются, что позволяет им всей толпой довольно живописно смотреться в любом стаканчике. Кончик каждой ручки — это шпатель. Чтобы смешивать. И смешивать, что скажу, круто.
Обжимные кольца, учит нас каталог Raphaёl, бывают двух видов: цилиндрические и конические. Третьего не дано. Широкий ассортимент кистей Make Up For Ever даёт в этом плане отличную возможность увидеть, как то и другое можно обрезать и сплющить. И это бесценно.
Обжимные кольца (да, звучит прозаично, но и «дистиллированный терпентин» не лучше) окрашены в gunmetal, он же — bronze industriel. Что не имеет ничего общего ни с пушечной бронзой, ни с химической промышленностью, а просто оказывается довольно приятным оттенком серого. Сверху всё обработано прозрачным защитным покрытием, чтобы ничего не облезло. И это же покрытие, судя по всему, несёт ответственность за весёленькие бензиново-радужные разводы, хорошо заметные на кистях покрупнее.
Серый цвет тут — решение отличное. Серебристые держатели ворса смотрелись бы скучно, а коричневое с золотом — это старомодно (данное замечание не касается Louis Vuitton, чья продукция, разумеется, классика). Я ещё помню кисти с тёмно-серыми, то ли потемневшими от времени, то ли так сразу и сделанными, обжимными кольцами. Они были гнутые, со швом, без блеска, иногда ещё и в чёрную крапинку. Пусть и без крапинки, но кисти Make Up For Ever весь этот антиквариат очень даже напоминают. Да, кольца глянцевые, зато по-прежнему тёмно-серые. Это и современно, и одновременно про автопортрет Мурильо или школьный кабинет рисования. Приятно. Навевает.
Бытует мнение, что ручки кистей Make Up For Ever сделаны из венге, а то и сразу из эбенового дерева. Такая древесина помогает увеличивать стоимость кисти в глазах потребителя. Но, к счастью, только в глазах. Ведь ebony — это уже другая ценовая категория. И внешний вид. Но та древесина, которая нас интересует, до обработки была такой же светлой, как почти всякая уважающая себя берёза, а все мы видели (конечно, все) ролики с производства кистей Make Up For Ever.
Словом, липа это, весь этот венге. А наш герой — beech wood, бук. Тот самый, из которого гнут венские стулья. А это, стало быть, Вена, дом Хундертвассера (#урбанистикаэтовамневысотныездания) и торт «Захер». И опера. И вопрос, зачем мне ещё одна кисть, звучащий почти как название торта. Потому что всегда интереснее вместо нового предмета получить новые впечатления. Поехать посидеть на гнутом тонетовском стуле на его исторической родине, узнать, каким же должен быть этот самый торт, разочароваться и переключиться на что-то попроще, на цвибельростбратен, бакербзензуппе или бакхендль, потому что сколько ж можно есть сладкое и произносить вслух то, что так похоже на непереводимую игру слов.
Не спорю, что «beech», что «бук» — слова довольно сомнительные, а местами так и колючие. Ими из-за угла пугать можно. А кисти-то мягкие, так что надо что-то понежнее и поплавнее. Поэтому ручки сделаны «под венге» (неравномерное и светлое), что заодно гармонирует с оформлением магазинов и корнеров Make Up For Ever.
Но венге красивое, но скучное. А бук-то будет поинтереснее, чем древесина, из которой изготавливаются паркет и накладки для гитарных грифов. Что с венге ассоциируется, так это мебельный гарнитур или какой-нибудь музей музыки. Уникальное собрание древесины, стекла и бумаги. Этого мало.
Происхождение слова «бук» и тот факт, что в некоторых германских языках оно совпадает со словом «книга», делает ручки из такого материала только лучше. Бук для мировой культуры куда ценнее любого венге. На этой древесине первые руны писались. И вторые тоже. Не факт, конечно. Оксфордский словарь, к которому обращаешься в надежде всё перепроверить, вместо уверенности вселяет сомнения. Но всё равно с этими кистями в итоге чувствуешь себя умнее. То есть мне бы только повод, а дальше я уж как-нибудь сама, но о праславянском и прагерманском я в процессе начиталась вволю (нельзя просто так зайти в Википедию — и сразу выйти).
Французское название дерева — hêtre. Что вообще звучит, как глагол «быть». То есть очень основательно звучит.
Или вот ещё ассоциация: промасленный бук, из которого делают этюдники, ящики для красок и художественных инструментов и палитры. Про ручки кистей Make Up For Ever тоже нельзя сказать с уверенностью, что они лаком покрыты. Кажется, что это какой-то hêtre huilé. Но мелкий дефект расскажет всё: это всё-таки слой лака (huilé тут совсем не нужно, скользит это huilé).
Да, не совсем привычного лака, но мы назовём это покрытие именно так, поскольку на него всё и похоже, а варианта получше у нас нет. Такой же обработке на Маврикии подвергаются и местные лодки. И уже давно. Что лишний раз отсылает нас к истории острова, а это полезно.
В общем, не японский уруси, но тоже хорошо. Но и уруси, который дешевле и ближе, чем кажется, иногда утомляет. Чтобы чувства не притуплялись, полезно время от времени отвлекаться на венский стул. Уруси бывает разной степени крутизны, и его не всегда можно узнать с первого взгляда, особенно, если до этого никогда с ним не встречаться. Но если вам рассказывают, что слои лака сохнут поочерёдно, или результат напоминает рояль Стейнвей (от кого пошёл рояльный лак? правильно), то, да, это он. Ровное покрытие, иногда с добавлением чего-нибудь переливающегося между слоями, чтобы внезапно вспыхивало или таинственно мерцало и отсвечивало чем-то черешневым, как случается это с кистями Addiction, стоит только направить на них свет штепсельной лампы. Без пылинок и пузырьков. Потому что технология. В старину, бывало, вытащат всё в море, где пыли нет, или унесут на гору повыше — и покрывают, покрывают…
Уруси не столько красив, сколько полезен: проникая в каждую трещинку и запечатывая пористый материал, он защищает древесину от гниения и плесени, что одинаково актуально, как для Японии, так и для Петербурга. Заодно он прекрасно выдерживает контакт с водой, растворителями и разнообразным алкоголем, чего не скажешь о многих других типах обработки древесины. На каких-нибудь острых углах могут появляться сколы, но на выручку всегда придёт ваби-саби. Ему вредит только длительное пребывание на солнце, но лично для меня это вообще не проблема, так как в моём городе тревожиться о таких мелочах не принято.
Чтобы ничего плохого не случилось с ручками кистей Make Up For Ever, они для дезинфекции прокуриваются (fumigation).
Поскольку лак не скрывает фактуру дерева, а морилка (будем считать, что это она) её только подчёркивает, всякая кисть автоматически становится единственной и неповторимой. Да, светлая древесина под прозрачным лаком или переливающийся уруси — это прекрасно. Зато здесь получается свой рисунок у каждой ручки. И довольно симпатичный. Заодно, поскольку слой лака довольно тонкий, ручки получаются шершавыми, а это приятно (и отпечатки пальцев не видны, чего не скажешь об уруси побюджетнее). Такое покрытие не устоит перед частым мытьём и воздействием особо едких косметических средств; но ему, как и всяким художественным кистям, идут некоторая степень потёртости и пятна краски.
Коричневый ассоциируется, как все мы помним, с естественным и натуральным. А деревянные ручки хороши тем, что на длинных дистанциях не дают руке быстро устать (что не актуально для юзверя в домашних условиях, зато приносит пользу тем, кто занимается этим несколько часов подряд и называет такое занятие работой). И вообще. Всё натуральное полезно. Ворс может быть из чего угодно, это пожалуйста. Но сталь и дерево должны быть настоящими.
Лес — конечно, FSC. Пахнут, конечно, деревом. Тем самым, которое тоже из детства, что прошло в советской типовой квартире в окружении не менее типовых венских стульев и под ласковыми лучами немецкой люстры, тоже не по индивидуальному заказу изготовленной.
Да, буковую рощу жалко. Не шуметь ей тёплыми июньскими вечерами, не пробиваться солнечным лучам сквозь листву, не трепать набежавшему ветру верхушки деревьев. Зато ворс cruelty-free и аллергик-friendly. Не каждая кисть этим может похвастаться. А ещё искусственный ворс не менее интересен, чем бук. Или даже сразу два бука. И у него есть ряд неоспоримых преимуществ.
Он лучше схватывается клеем, а потому меньше выпадает. Он сохнет быстрее натурального. Он дёшев (относительно). Он может быть любого цвета и не линять после стирки (то есть обладает почти всеми преимуществами синтетики, о которых уже успели рассказать нам производители одежды). Он не потеряет форму после купания. Он помогает производителям завоёвывать сердца веганов (там ещё парочка условий, конечно, важна; но есть же и те, кого не волнует, тестирует ли та или иная марка свою продукцию на ввозе в Китай). И если его правильно сравнить с натуральным ворсом по ряду других параметров, он окажется ещё круче, чем можно было предположить при первом знакомстве.
Натуральный крашеный ворс линяет (а если какая-нибудь компания производит всё в промышленных масштабах, и вся продукция должна соответствовать установленному образцу, приходится и стричь, и красить). А перед изготовлением кисти он должен в обязательном порядке быть подвергнут тщательной обработке, иначе не гигиенично. Потому что натуральный ворс склонен удерживать и накапливать практически любую грязь, которую встретит на своём пути. И однажды в такую грязь для него превратится косметика. Чем лучше прилегают друг к другу чешуйки, тем нежнее и шелковистее козий ворс. Или не козий. Любой. Но тем он и дороже. Поэтому не самый лучший ворс идёт на производство кистей, которые тоннами отгружают по всему миру. Заодно его, чтобы хранился лучше, могут пересыпать нафталином или похожими по запаху средствами, от которых у моли мгновенно начинается аллергия, переходящая в приступ удушья.
Содержание животных дополнительно увеличивает стоимость сырья, а не самое гуманное к ним отношение не только нервирует защитников всего окружающего, но и вообще плохо.
Но все любят всё натуральное, а искусственное волокно долго не дотягивало до идеала. Оно и сейчас, как считается, не дотягивает (хотя лично мне оно нравится больше, пусть в моей жизни и были все эти невероятные Suqqu), но наука не стоит на месте, и кисти десятилетней давности уже уступают современным, а нынешние однажды уступят грядущим. Опять же, отличие от натурального ворса — это не минус, это новые возможности.
Искусственный ворс не испортится, если его макнуть туда, куда натуральный низзя. Это делает бесстрашнее и подстёгивает фантазию. Любые текстуры, любые средства. Лишь бы не спирт. Но им не только искусственное волокно можно испортить, им иногда целого человека можно загубить.
Да, если говорить о внезапном, эти кисти удивят не только мягкостью: зимой самые пушистые из них трещат, как акриловый свитер. Но это не так рвёт мне шаблон, как натуральный ворс, предназначенный для жидких тональных средств, так что пусть трещат.
Говорят, что с синтетическими кистями всё получается интенсивнее, потому что такой ворс отдаёт весь продукт сразу, целиком и полностью. Готова согласиться. Наверное. Не знаю. У меня получается именно то, к чему я всегда и стремилась: чтобы как бы да, но словно и нет. И чтобы после оказывалось чуть-чуть лучше, чем до. Прозрачно и легко. Возможно, как раз перечисленные выше свойства и помогают мне дозировать ценный продукт и волшебные порошки. И есть в этом ворсе какая-то предсказуемость. Но я всегда держу в уме, что делаю что-то не так, а вкусы мои очень специфичны.
Ворс пони не похож на ворс козлика, и оба они дают совсем не такой результат, как хвостик какой-нибудь белки. Разная жёсткость, упругость, диаметр и так далее. И если всех троих постричь, добавится ещё три новых результата. И ещё больше эффектов будет достигнуто, если их смешать.
У искусственного ворса тоже есть разные диаметры и разные степени упругости и мягкости, как и у натурального. Он может быть прямым и волнистым (чем и пользуется Make Up For Ever). И он может по-разному набирать продукт. То есть он уже выгодно отличается от волос куклы Мальвины. В этой связи, конечно, встаёт вопрос о долговечности искусственного ворса. За двадцать-тридцать лет волосы Мальвины из нашего детства превращаются в паклю. И нет никакой гарантии, что за такой же срок с кистью ничего не случится, даже если за ней ухаживать и не окунать лишний раз в тональные средства. Да, современные пластмассы и полиэфиры обещают повести себя намного лучше, чем предшественники, но проверку временем они всё ещё не прошли, и нет к ним доверия.
Перед хранителями музеев имени промышленного дизайна уже давно стоит вопрос, как сохранить первые пластиковые стулья, которые уже начали растекаться или рассыпаться, или кукол, чьи лица потемнели и покрылись «испариной». А игрушки, хранящиеся у обывателей на антресолях, превращаются в тыкву гораздо раньше, чем музейные экспонаты, потому что атмосфера не та.
Но кисть — это всё-таки не дорогое сердцу воспоминание о бесправном детстве. И если что-то с ней случится, в этом не будет ничего ужасного. Во-первых, она вернётся в круг превращений и перерождений, если отправить её в переработку (пристроить столь же удачно поизносившуюся белку будет сложнее). Во-вторых, надо помнить, что, как и кисть художественная, это инструмент, а не выгодное вложение на всю оставшуюся жизнь (или хотя бы до пенсии). А то на голубых канадских белок все как-то так и смотрят, сравнивая их с удачным вложением, хотя они так же бренны, как и всё остальное сущее. Музей в Кумано наглядно демонстрирует, что некоторые надежды отнюдь небезосновательны, но большинством кистей оттуда просто никогда не пользовались. А вещь должна жить, а не лежать мёртвым грузом. Даже если вместо этого одного потенциального груза можно было купить десяток попроще.
Разный ворс по-разному набирает ценный продукт (если переводить в килограммы и литры, там такие ценники получаются — ужас), что в итоге влияет на то, как тот себя проявит. Иной ворс и не набирает вовсе, а просто скоблит. То есть можно и Urban Decay применить против теней Clé de Peau, но лучше взять Suqqu. Или, как выяснилось опытным путём, Make Up For Ever.
Искусственный ворс искусственному ворсу рознь. Но простое правило в его отношении действует: чем дороже, тем качественнее, мягче и тоньше. Хотя когда оно совсем дороже-дороже, тоньше-тоньше и мягче-мягче почему-то не получается. Говорят, это такой прикол рыночной экономики.
Самым популярным считается Taklon, детище американской компании DuPont, подарившей нам и предыдущее волокно для кистей — нейлон. Собственно, сам материал — это старый добрый полиэстер, которым уже никого не удивишь. Но, доведённый до ума, иногда он может приобретать более привлекательные названия. Полиэтилентерефталат, скажем, или полибутилентерефталат. Таклон дорабатывала японская компания Toray Chemical, обладающая теперь на него правами, но при всех его положительных качествах материалу чего-то до сих пор не хватает (да той же зелёности и экологичности, например).
А потому не таклоном единым. Всем хочется выделиться, все хотят что-то особенное полиэфирам причинить. Потому что наличие монополиста на рынке ещё не означает, что не надо пробовать. DuPont сам предпочитает не останавливаться в развитии, поэтому у него есть ещё и Natrafil, идеальный для пудр (до этого искусственный ворс был идеальнее для кремовых и жидких текстур).
Даже если названия нам ни о чём не говорят, ощущения не обманут. Японский ворс, с которым мне приходилось иметь дело, не такой же, как и у кистей Make Up For Ever. Да, внешнее сходство есть, но он даже пачкается и отмывается иначе. И хрустит в руках тоже по-разному.
Chikuhodo используют не свой, но запатентованный ворс Ag-TAfrE, который тоже является детищем DuPont, но всего на 37%. За основу был взят их же материал, Sorona, но японская компания Taiki добавила к нему немножечко кукурузы, то есть растительного сырья. А с серебром получился ещё и дополнительный антибактериальный эффект. Волоски не просто становятся тоньше ближе к кончикам, на них есть крошечные зазубринки (то есть наоборот: скорее, рубчики), имитирующие чешуйки натурального волоса. Это позволяет им делать главное — набирать пудру. И набирать так (почти так), как привыкли к этому пользователи натурального ворса.
То же самое предлагают и европейские марки, занимающиеся производством художественных кистей. То есть они тоже могут сделать и упругость, и зазубринки. Это позволяет искусственному ворсу удерживать воду и краску. И для разных красок (акрил, масло, акварель) ворс будет отличаться.
У компании Da Vinci есть Nova, а у Raphaёl — Kaёrell. Разработан самой маркой, и так хорош, что его пускают на кисти для акварели, даже на те, что с французскими креплениями. Но бумага и лицо — поверхности разные, а информации, на основе ли этого волокна сделан ворс Make Up For Ever, нет. Сказано лишь, что ворс специально разрабатывался, что было выбрано четыре диаметра, что он прямой и волнистый. Никаких запатентованных или хотя бы знакомых названий (но напоминает он при этом широко известный в узких кругах Dermocura, специальный ворс итальянского производителя кистей Pennelli Faro из не шибко живописного городка Казальмаджоре). Но в основе-то наверняка полиэстер (хотя я под микроскопом не смотрела и жевать не пробовала, так что я во всём сомневаюсь).
Не для того я собирала себе сначала необходимый минимум, а потом достаточный максимум японских кистей, чтобы просто так от них отказываться. Но не было в них чего-то такого, чего мне, как оказалось, от кистей требовалось.
В Кумано в кисти для макияжа переделывали кисти для каллиграфии, во Франции то же самое вытворяли с художественными кистями (просто художества у всех разные). Но каллиграфия — это всё-таки не совсем моё. Смотреть — да, очень нравится, но вот чтобы расслабиться и тихо любить, так для этого есть своё, родное, то есть залы с европейским искусством в соответствующих музеях. И какими бы необычными ни были японские кисти (а там такое, такое!..), с западной творческой переработкой тех же kinoko мне легче наладить отношения. И дело не в том, что они как-то особенно адаптированы для западного потребителя, нет. Просто мы покупаем не только вещь, вместе с ней мы приобретаем «легенду». И сейчас мне захотелось других «легенд» (хотя краски я оставила японские: таких готовых оттенков у западных производителей не найти).
А ещё кисти Make Up For Ever так похожи на художественные, что неудавшийся мультипликатор во мне очень по-детски радуется.
Детища японской лёгкой промышленности — лёгкие, после них всё это кажется очень тяжёлым. Оно и понятно, дорогое должно быть внушительным, иначе с чего бы ему столько стоить. Или почти невесомым, но за этим — опять к японским производителям. Как таскать с собой западную косметику и не надорваться, для меня загадка. Впрочем, одновременно с художественным образованием, сопряжённым с подъёмом и опусканием этюдников и прочих подрамников, набирается какая-никакая, а мышечная масса.
С другой стороны, кабы не этот вес, не казались бы они удобнее некоторых. Распределён он как надо, а не как получилось. Всё-таки пять лет работы. Ручки, чья длина тоже явно не с потолка бралась (а если и с него, то всё очень удачно совпало), к концам сужаются, кольца — массивные. Вообще, вся часть, которая с ворсом, какая-то массивная. Перевешивает. Зато это позволяет кисти сразу приземляться в нужном месте, что в итоге только упрощает процесс (припечатать, так по полной).
Если развивать тему удобства, кисти Make Up For Ever из новогодних наборчиков — лучшие друзья близоруких (близорукой; не буду обобщать). Сами кисти там обычные, но вот ручка у них укороченная, что сокращает дистанцию между человеком и поверхностью, предназначенной для отражения света, и заодно превращает их в chibi-кисточки. А это — мимими. Два моих основных минуса вынуждали меня по утрам время от времени ударяться ручкой кисти о зеркало, что происходило всегда внезапно, а потому бодрило. Но бодрило как-то не позитивно. Не как Eye of the Tiger или смузи-капучино. Потому что не вижу я себя, только представляю. Как не вижу без очков и ужасающей действительности, и недостатков окружающих, и отсутствия перспектив, что превращает оба минуса в плюс. И хотя времена тревожных пробуждений у зеркала прошли (опыт, чо), привязанность к мини-кисточкам осталась. Чую, это всё из-за Nendoroid’ов. Не может быть, чтобы не из-за них.
В зависимости от времени года, степени освещённости, состояния кожи и настроения из одного большого набора кистей выбирается эн штук, чтобы сформировать малый. Иногда эн равняется нулю.
Подробно о номерах и что-куда — это вот не тут, такой жанр я осваивать не готова. Хотя понятно, что все эти цифры и подсказки — условность и для некоторого удобства (и такая нумерация лишний раз отличает эти кисти от настоящих художественных). Все на 100 — для тона, на 200 — для теней и прочей подводки, 300 — для губ, 400 — для боди-арта. Зависит от того, для чего они предназначены (да почти для всего; не надо себя искусственно ограничивать). С течением времени логотип и номер могут стереться, и не фрагментами, а целиком. Это приятнее, чем недосказанность полустёршихся надписей и цифр у Hakuhodo.
Название марки на кисти Make Up For Ever, к слову, наносится при помощи тампонной печати. Это самый простой, самый распространённый и самый промышленный способ что-то наносить на небольшую и неровную поверхность. Технология появилась в Швейцарии, в часовых мастерских, где требовалось быстро и одинаково отпечатывать всё необходимое на циферблатах. И вот могло бы и тут быть что-то об искусстве, пусть и часовом, но технология с самого начала изобреталась для массового производства, и никакого намёка на savoir-faire, который у марки Raphaёl на каждом шагу, там и близко не проходило, так что не будет тут про часовое искусство.
В России представлены не все кисти. Потому что мы — рынок развивающийся, готовый далеко не ко всему и нужный не каждому. Полный комплект из семидесяти шести кистей можно откопать только в отдельно стоящих фирменных магазинах марки, но до этого мы пока не доросли. Но даже пятьдесят кистей в петербургском «Иль де Ботэ» (в одном, не во всех) — уже достижение. В Москве максимум, на который можно рассчитывать, такой же, но достижения это не отменяет.
В каждом магазине представлен базовый набор из восемнадцати лучших и универсальных, но наличие выставочных образцов не всегда подразумевает присутствие самого товара. А из того, что есть, не всё с тёмными ручками, то есть не соответствует моему личному чувству прекрасного. Функцию свою они выполняют, но не на том стоит весь современный дизайн. А при разработке кистей дизайнером явно пользовались. А то и сразу двумя. Это заметно.
До появления у меня первых кистей Make Up For Ever я была уверена, что вот он, наступил — трудный период в моей жизни: мне стало казаться, что у меня всё есть. Но феномен дефицита делает своё дело: я нервничаю. Когда-то я собрала только семерых львят из десяти. Дальше не получилось. Да, после этого мне попались все десять бегемотиков, но львят-то я не собрала. Что, если и кисти раз и навсегда снимут с производства, и произойдёт это раньше, чем я соберусь в Прованс, пилот хорошо взлетит, крайне удачно сядет где-нибудь в Париже, и перед тем, как уйти в бордовый горизонт, я решу заглянуть на улицу La Boétie? С другой стороны, даже если не снимут, львят у меня всё равно только семь.
Словом, я больше коллекционер. Оно и звучит как-то так, серьёзно. Хотя цель — just for fun. Пусть даже for ежеутренний fun, когда пятиминутное занятие рисованием обеспечивает (более-менее) хорошее настроение на весь день.
Рано или поздно, конечно, с таким количеством кистей начинаешь пробовать что-то новое. И чем больше в хозяйстве кистей, тем больше в хозяйстве кистей. То есть чем чаще экспериментируешь, тем чаще тянет поэкспериментировать ещё. То же самое правило распространяется у меня на цветные карандаши и книги. Что произойдёт, если Irojiten заменить Koh-I-Noor’ом, и не случится ли чего, если вместо Грасса взять Борхеса? Или лучше сразу Amazon Kindle?
Трепетные белки для моих несмелых экспериментов не всегда годились, а надо было что-то мягкое и не менее нежное (то есть белки всё-таки сформировали меня как личность, как ударение ни ставь). И как-то так выяснилось, что есть лучшее, а есть то, чем в итоге пользуешься каждый день. И иногда то и другое может совпадать, а иногда не может.
Да и собрать 76 вариантов Make Up For Ever куда проще, чем сделать то же самое со всеми японскими кистями. Потому что надо хоть иногда ставить перед собой достижимые цели.
Кроме требований к мягкости ворса было и другое важное следствие ежедневного взаимодействия со всем японским — интерес к цвету и свету. Развившийся до такой степени, что я перестала бояться того и другого.
Конечно, цвет я любила и прежде. Что бы я делала без Мишеля Пастуро и этажа с импрессионистами (в жизни вообще полезно пережить увлечение импрессионистами, чтобы быть в теме) в этом сумеречном городе? А ведь человек — существо дневное, ему необходимы ясное небо, свет и краски. Но если европейскую живопись я тихо люблю, японское искусство принимает в моей жизни более деятельное участие (даже каллиграфия, если задуматься).
Так что в итоге от созерцания я перешла к смешиванию красок, потому что в каждом из нас живёт вечно юный химик.
Подобный подход не назовёшь легкомысленным (у всякой игры есть правила), поэтому он меня всем устраивает. У серьёзных девочек и подход серьёзный («Хорошие девочки умеют то же самое, что и плохие, только делают это хорошо»). Им обычно надо чем-то другим заниматься, поэтому Вигарелло и Пастуро, «Миф о красоте» и подшивка «Теории моды». Когда очень хочется себе что-нибудь разрешить, решение всегда найдётся.
И ведь даже Лиза Элдридж выпустила книжку. И не с инструкциями, а чтобы читать. Да, получается это временами с трудом, потому что вёрстка, сбивающая плавный ход повествования и заставляющая перескакивать на два разворота вперёд, чтобы потом вернуться к биографиям или подписям к картинкам, мешает. Вес и формат так не мешают, как делает это вёрстка. Да, напоминает Вигарелло, который сделал всё то же самое, только подробнее. Но у него нет таких картинок. Да и кто знает про Вигарелло, и сколько подписчиков у Лизы Элдридж?
До сих пор все визажисты делали из меня либо неизвестную пастель Тулуз-Лотрека, либо печального бассета. Последний вариант моментально начинал соответствовать моему настроению, стоило наткнуться на первое попавшееся зеркало, но не к тому стремился мой мятежный дух; а первый меня просто пугал. И выходило всегда так, словно всё это сняли с какой-то совершенно чужой тётеньки, а потом уж кое-как надели на меня. Хотя перед началом даже интересовались, чего бы я хотела (то есть это были не визажисты, а какие-то прирождённые парикмахеры). А ведь лица у нас у всех вылеплены по-разному, пусть все их и можно разделить всего на несколько типов. И моё лицо — не исключение.
Один раз, один-единственный раз мне повезло, но это было, как рождественское чудо, как мимолётная встреча в вагоне «Восточного экспресса», как сюжет мелодрамы, в конце которой герои должны расстаться навсегда. То есть после того раза я её больше не видела.
Так что я уж как-нибудь сама. Оно и полезнее. Не столько даже уметь, сколько экспериментировать и самовыражаться. А уж куда я в этом никуда буду ходить, так это и вовсе не имеет значения, ведь главное — это творчество. Что бы под этим ни подразумевалось.
