Население планеты становится городским, и тут уже без вариантов, откровенно говоря. Полезны города или нет, рано или поздно все там окажутся. И вот тут уже надо сделать так, чтобы жить в городах было как можно комфортнее. Не «комфортно», только «комфортнее». Потому что надо быть реалистами.
Большой город не спит. И другим не даёт. Где-то на ночь не прекращаются строительные работы, где-то меняют асфальт, по дорогам с грохотом идёт снегоуборочная или пылеуборочная техника, мигает световая реклама, музыкально-одарённые товарищи (то есть судьба послала им мощные колонки) включают свой любимый рэп, шансон или R’n’B погромче (невольный слушатель предпочёл бы другие направления, но район не тот; кстати, антропологи в статье в журнале Nature, опубликованной в этом году, считают музыкальные предпочтения результатом воздействия культуры, а не биологическими особенностями). Время от времени кто-то кричит (но этой традиции уже почти столько же лет, сколько и городам), запускает фейерверки (люди встречаются, влюбляются, женятся) или демонстрирует, какой он хороший у мамы и папы получился Спиди-гонщик (потому что когда в большом городе свободны дороги? правильно, только ночью). А если что-то во мгле громче всех тарахтит, то оно ещё и медленнее прочих едет.
Помимо всего прочего, конечно, ночью ведётся множество работ по обслуживанию всего того, чем активно пользуются в дневное время. Возле гипермаркетов разгружают фуры с продовольствием, в метро обходят и ремонтируют пути, не прекращают работать больницы (в Праге кареты скорой помощи очень любят кататься с сиреной даже ночью) и общественный транспорт. Силы правопорядка тоже в это время всегда чем-то заняты.
Но такая бессонница — это ещё и плюс. Она подарила нам круглосуточные магазины, аптеки, ветлечебницы, спортивные клубы, бары, кафе и так далее. Каждый найдёт своё. А теперь и салоны красоты начали работать всю ночь напролёт, и даже кто-то туда ходит.
Большой город — это не калейдоскоп (хотя одна и та же картинка множится-повторяется, особенно на окраинах), но всё же непрерывная смена разных пространств. Застройка таких-то годов и монументальность, подозрительные склады, железнодорожные вокзалы, спальные районы, площади. Разная архитектура, разное восприятие. За один час пейзаж вокруг вас может измениться до неузнаваемости, а вы за это время даже не успеете доехать до другого конца города. Особенно, если будете ехать через город, а не по кольцевой. А разнообразие — это важно. Это плюс. Если речь о пейзаже, то уж точно.
В городе приходится жить в тесной близости с другими людьми (за удовольствие надо платить). Которые во всём могут быть другими. И будут. Много людей — это не следствие, это такая, очень градообразующая штука. Плюс это или минус, уже зависит от настроения.
Все имеют право на город. Одинаковое. И приезжие, и коренное население (большая часть прародителей которого тоже не из ниоткуда в городе завелась), и снимающие жильё, и владеющие им. Способность к общежитию влияет на шансы остаться или вылететь. Как в «Большом брате».
Человек — существо коллективное, и общество ему необходимо. Тут нет ничего нового. Вот даже Маркс об этом писал. Что человек — это «не только животное, которому свойственно общение, но животное, которое только в обществе и может обособляться» (Маркс К., Энгельс Ф. Соч. Изд. 2-е, т. 12, стр. 710). Быть волком-одиночкой без общества не получится. Надо чему-то или кому-то себя противопоставить, от кого-то уйти, с кем-то стараться не взаимодействовать.
Жизнь в городе (совместная) — это не только права, но и обязанности. Это понятно. И это определённые правила. А поскольку все стремительно урбанизируются (и выхода нет), правила совместного общежития можно донести только общаясь и взаимодействуя, а не отгораживаясь.
Горожанин существо, как принято говорить, безликое и, как принято иногда вспоминать, беспомощное. Собственную безликость он ещё способен победить (город ему в этом поможет), а вот по второму пункту ничего толком и не поменять. Жильё подавляющего большинства горожан принадлежит меньшинству. Самостоятельно решать половину бытовых проблем (ремонт кровли, замену труб и тому подобное) у него тоже не получится. Да, за него это сделают коммунальные службы, а сам он в это время может продолжить заниматься своими делами (и продолжить не уметь чинить крышу, к слову, тоже), но произойдёт это не по воле жильца, а по решению кого-то другого. И не сразу, как показывает практика. Если отключить горожанину воду (не зря ежегодные манёвры «Теплосети» названы испытаниями, не зря) или сломать канализацию, он станет ещё беспомощнее. А если он живёт на двадцать втором этаже, а какой-нибудь садист или ураган его оставит без электричества дня на три, речь пойдёт уже о чрезвычайном положении. Самостоятельно вырастить себе овощ или фрукт среднестатистический горожанин не может, поэтому он должен заработать деньги, чтобы их купить. Что не такая уж и большая проблема, если вспомнить, что время — деньги. Постоять эн дней в торговом зале или покопаться в огороде те же эн дней? То на то.
Об опасности городской среды регулярно напоминают новости и реклама шампуня. Город — он вообще не про пользу для здоровья, он больше про риск. Другой вопрос, превышает ли количество других плюсов количество имеющихся минусов.
Риск подхватить какую-нибудь болезнь в городе, разумеется, выше; но и шанс её вылечить — немалый.
Сколько всего появилось и распространилось именно в больших городах — ух!
Город — это место, где сосредоточены диковины. Город — это сфера услуг и широкий круг возможностей.
Большой город предлагает не только встречу с незнакомцами, но ещё и с иностранцами. То вам что-то нужно в чужом большом городе, то ваш город зачем-то кому-то нужен.
Город привлекает и порождает крайности. Он собирает всё лучшее и всё худшее (каждому джедаю по ситху). В том и прелесть городов.
Город — это образование, это шанс из одной среды перейти в другую, возможность меняться, общение, доступ к библиотекам, музеям, кинотеатрам, музыкальным магазинам, пивным ларькам, разнообразной еде и одежде… В городах расходы постоянно растут, но и заработать можно больше.
Не будем забывать, что город предлагает разнообразие и в вопросе размножения. Этот плюс есть только у больших скоплений людей. В живописной деревеньке на склоне холма генофонд особо не обогатишь.
Чем дальше от большого города, тем проще вредные привычки. И если сравнивать, то с развратом и всяческого рода соблазнами в больших городах дела тоже всегда обстояли просто отлично, не то что на селе.
В больших городах многие ведут себя плохо, поэтому им принято предрекать скорую гибель (вот буквально завтра, а не завтра, так послезавтра, уж точно). Рим пал не из-за того, что Империя разрослась, прежняя модель управления не действовала, а на новую вовремя мозгов не хватило, а потому что Нерон прелюбодействовал. И эпидемии с организованной и непобедимой преступностью бывают за грехи, а не за отсутствие контроля над санитарно-эпидемиологической обстановкой и не за недостаточное количество полицейских на местах. В общем, конец света и всевозможные кары — это за плохое поведение.
Традиция сковывает и ограничивает, как-то так обычно получается. Но город открыт любому проявлению ваших причуд. В городе можно меньше следовать традициям (хотя он создаёт свои: потереть что-нибудь центральной фигуре фонтана или зарегистрироваться во дворце бракосочетания). Город даёт свободу и поводы носить ту или иную одежду. Или не носить, что тоже приятно. Молодёжные субкультуры — это больше городское явление, чем чьё-либо ещё. То есть количество субкультур и их представителей на один квадратный километр в больших городах выше, чем в ближайшем лесу (но не во время проведения фестивалей). Тут всё компактней и скученней, а потому насыщенней и интересней.
С конца пятидесятых годов в больших городах для граждан открыли дворцы бракосочетания. Белые платья невестам, строгие костюмы женихам, клятва, красивенький бланк свидетельства, цветочки, много гостей, кольца (никакого напоминания о венчании, кольцо — знак того, что ты теперь женщина или мужчина с ограниченными возможностями), застолье. Граждане хотели праздника — граждане его получили. Всё не только вернулось, но и было дополнительно изобретено для советского гражданина, если раньше чего-то не было. Например, обычай приносить в ресторан свой алкоголь, потому что иначе выходило очень дорого.
Молодёжь призывали творить. А правительство при этом даже не делало вид, что оно ничего не навязывает. В 1964 году Совет Министров РСФСР откровенно и искренне принял постановление «О внедрении в быт советских людей новых гражданских обрядов». И пока в деревнях сохранялись венчание, крещение и панихида, в городах РПЦ отдаляли от советских людей, но взамен давали хоть и изменённые по своей идеологической направленности, но всё-таки соответствующе декорированные обряды перехода.
Или, скажем, встречаются традиции, существующие исключительно для удовлетворения нужд туристов. Например, пражское трыдло, которое продаётся по всему центру (и у нас, возле Казанского собора) и отсутствует на всей остальной территории Чехии. Пражане такое не едят. Оно им не кажется вкусным, оно не стоит своих денег (сколько всего можно купить вместо этого засахаренного недосухарика, демонстрирует HonestPragueGuide). Как не стоят своих денег плюшевые кротики в сувенирных лавках. Но если они вам всё-таки нужны, в штанишках или шапочках с помпонами, — идите в магазин игрушек в любом торговом центре на окраине, там вам ещё и зайцев с мышами из того же мультика дадут. Всё-таки привозить что-нибудь откуда-нибудь, чтобы доказать, что ты в этом где-нибудь точно был, — тоже традиция, пусть сначала она была и про паломничества.
Теперь только чумные столбы на площадях и переиздания Камю в книжных магазинах напоминают, что добрососедские отношения могут быть опасны для здоровья. Мир меняется. Впрочем, в какой-нибудь Монголии всё ещё могут. Но мы же тут про Запад говорим.
Добрососедские отношения между людьми бывают, но не просто так появился Человек-Сосед. Явление исключительно городское. Существо явно безмозглое, потому что голову ему заменяет динамик. Воплощение Зла, о чём свидетельствуют копыта. Вместо рук у него два перфоратора (как человек, лично переживший более двух ремонтов, я не устаю задаваться вопросом: что можно сверлить в течение полутора месяцев с семи утра до девяти вечера в квартире площадью меньше 40 квадратных метров? что мешает взять сверло по металлу, если советский шифер не поддаётся обычному?), а за собой он (в усовершенствованной версии) тянет тяжёлое кресло. Без колёсиков. И если сам сосед мало подвержен изменениям, его техническое оснащение год от года становится всё лучше.
И как у Бэтмена есть свой Робин, так и в пригороде есть свой помощник нашего героя: беда владельца собственного дома с участком — это сосед на газонокосилке. Впрочем, от утренних летних газонокосильщиков под окнами не застрахованы и горожане.
There’s no place like home. Компактные и по единому образцу, все современные квартирки взаимозаменяемы. Горожанин везде дома, это плюс, это минус. В доме больше нет убранства, в типовой квартире обставляется пространство, личность хозяина которого тоже становится типовой.
Частное всегда отличалось от публичного, но понятие privacy выработалось в буржуазной англо-саксонской среде в XIX веке, и пока явно принято не везде и воспринято не всеми.
Отдельные спальни, комнаты для уединения и размышления, существовали и раньше. Вопрос только в том, что личное пространство предоставлялось индивиду не просто так. Для этого надо было быть всего лишь чуть-чуть богатым. Ещё знатным, конечно, но это не такое обязательное условие. Но со временем всё стало проще, так что в XIX веке средний класс (слои пониже; средний класс очень многослойный всё-таки) тоже добился для себя таких же прав на личное пространство.
Неприступной крепостью зачастую не были даже самые защищённые дома. Даже если вокруг была стена. Или ров. Соседи замечали любые перемены. А если в окнах горел свет, но не были задёрнуты занавеси, не стеснялись заглядывать. Они и сейчас не стесняются. А если это первый этаж, то не только соседи.
В частное жилище прежде всё время кто-то заходил, заходит и сейчас. Добровольно хозяева пускают врачей, водопроводчиков, почтальонов, курьеров, одноклассников их детей и так далее. Каждая категория входящих имеет право пройти не дальше такого-то помещения. Друзья, родственники и врачи допускаются до самого интимного пространства, то есть до спальни. Впрочем, даже не все друзья туда могут попасть. С другой стороны, зарубежный кинематограф учит нас, что сантехники и разносчики пиццы иногда могут зайти очень, очень далеко.
Внимание соседей к вашей личной жизни имеет ряд недостатков, но и преимущества тут тоже находятся. Скажем, когда один из наших соседей, поймав «белочку», противным голосом звал на помощь, к нему сбежались жильцы со всего дома. И соседние дома тоже подтянулись. Соседям не всё равно. Поэтому они могут и обидеться, если вы однажды не захотите пускать их в своё личное пространство.
Мой дом почти не претендует на звание моей крепости, если говорить о надёжности и неприступности. С точки зрения попыток в него пробраться и взять приступом, он, да, конечно, крепость. Ведь круглый год в него кто-то ломится, и всем этим людям во что бы то ни стало надо попасть именно внутрь. Они хотят поменять мне счётчики, прочистить трубы, протянуть провода и осмотреть плиту. Они уходят ни с чем, но они отвлекают меня от моих частных дел в моём частном пространстве. Почему они считают, что имеют на это право? Потому что выработать понятие privacy — это одно, а объяснить его суть каждому — это совсем другое.
Сразу за пределами частного пространства квартиры (окружённой плотно прилепленными чужими частными пространствами) начинается пространство общественное — лестница. К сожалению, не все понимают, что между ними есть отличие. Скажем, наши новые соседи очень любят красить что-нибудь из баллончика прямо на ступеньках. Все прочие жильцы долго уговаривали их не использовать каждый раз новую ступеньку, а пользоваться газетой и открывать окна. Что это портит вид и общественное имущество, тоже объясняли. И мы уже почти отпраздновали победу, потому что запах краски чувствовался, а новых пятен никто не замечал, но тут поняли, что это не интеллект в соседях проснулся, а смекалка: они просто стали красить новые детальки там, где уже было испачкано.
Если попытаться вспомнить, когда подавляющее большинство горожан обитало в просторных жилищах, то ничего путного из этого не выйдет. И даже учебники истории скажут, что никогда. Просторные апартаменты были у тех, кто мог себе это позволить, остальные жили в тесноте, и потолки в их жилищах были не выше наших.
Но в книжках заявляется, что ограничение физического пространства становится всё заметнее. Чтобы пробудить в читателе бурю эмоций (или внутреннего техасца), такая формулировка годится. Если читатель не полезет в какую-нибудь «Историю частной жизни», а вспомнит «сталинки» или доходные дома в центре, он какое-то время будет косо смотреть на квартиры-студии. Но если полезет, то поймёт, что мы не деградируем, а просто стоим на месте. Хотя расти и формироваться, конечно, хотелось бы не на пяти квадратных метрах, а там, где можно позволить себе позы посвободнее. На пяти-то метрах ещё и фарфорового мишку можно задеть. Или в чешскую хрустальную люстру влететь ненароком (это вот уже к вопросу о том, что не всякая мебель или предмет интерьера не только поместится, но и подойдёт «хрущёвке»).
Оценивать количество квадратных метров, а не комнат или, прошу прощения, спален, мы начали совсем недавно. Метр, самая бесчеловечная мера длины (раньше человек был мерой всех вещей в прямом смысле слова, ярд, пядь и локоть тому свидетели), был почти всеми (восторженно) принят только в XIX веке. И какая-то точность в его определении наметилась только в 1795 году (как всегда, во Франции).
Сейчас мне хочется улучшить свои жилищные условия, но не могу сказать, что теснота — это то, с чем я намерена бороться в первую очередь. Надо помнить, на какое количество семей изначально были рассчитаны «хрущёвки»: на одну. И сравнительно малочисленную. Потом все начали плодиться и размножаться, так что очень быстро в новых квартирах стало тесно. Но если опять поместить всего одну семью на всю эту чрезвычайно объятную жилплощадь, то снова можно жить в достаточно комфортных условиях.
Это отличная квартира, где всё под рукой. А что не под рукой, то под другой рукой. Компактно, помогает сосредоточиться на главном и не даёт покупать много хлама. Места мало, потолки низкие, с книжными шкафами особо не разгуляться. Спасибо, что хоть кровать можно поставить не односпальную. Не в каждой комнате, но можно. Минимум площади и максимум эксплуатационных удобств.
Да, меня тянет к просторным комнатам с большими окнами, но поскольку в маленькой квартирке нас пока трое (двое взрослых и один котик), тянет не с той силой, с какой могло бы.
Поскольку многие в городе жильё арендуют, и очень часто — не дольше, чем на год, привязываться к району и желать ему благополучия стремятся не все. Как не все хотят заводить какие-то отношения с соседями. Зачем стараться, если совсем скоро всё будет другое?
Город не только объединяет, он всё-таки больше разобщает. Такое же одиночество, как утром в метро, не даст ни одна вершина Гималаев. Современная семья, живущая в городе, мало похожа на то, что подразумевается в социальной рекламе. Зато она похожа на древнеримскую семью, основу которой составляла пара (семья — это брак, уточняет Поль Вен), а отпрыск мужского пола, достигший определённого возраста, предпочитал жить самостоятельно: сын Цицерона снимал жильё, чтобы не жить вместе с папой.
Пока все разобщаются, градостроители и частные компании меняют или забирают себе пространства общественного пользования. И делают там сначала, что захотят, а потом что захотят, то и делают.
Прочь из городов в уютные пригороды люди стремятся не из одной только любви к природе. Надо понимать, чего люди хотят. Свежего воздуха, тишины, возможности минимизировать количество соседей (да, детка, да!), ощущение, что это твой домик и твоя лужайка, где ты сам хозяин, и ни с кем не надо ничего делить.
Даже если после «Восстания масс» вы почувствовали себя особенным (и отполировали это всё Ницше), придётся смириться (хотя будет очень тяжело), с тем, что главное действующее лицо — это толпа. Особенно в городе. Ведь город — это пространства и толпы (на пересечении торговых путей). Хотя индивид стал жить индивидуальнее, а общее благо интересует всё меньшее число людей (от общего блага у нас вообще устали). Зато мобильность и лёгкость нравятся всем.
Мы живём среди незнакомцев, которые так и остаются для нас незнакомцами (это Зиммель сказал). Хотим ли мы, чтобы это изменилось? Нет. И это нормально. Но не каждому незнакомцу можно доверять.
Ещё одна черта именно большого города, и черта не самая приятная, — это шанс, что воплотится всё то, что горожанин успел увидеть в каком-нибудь триллере. Усиливающийся контроль, проверки и детекторы, СМИ и законопроекты делают из набора давно знакомых зол Зловещее Нечто. Надо всегда думать о своей безопасности. Не о риске провалиться в люк или попасть под машину, нет. Угроза, она неведомая. О ней надо всегда помнить. В городе и так-то расслабиться сложно, а с угрозой — ещё тяжелее. И как-то само собой так получается, что ради безопасности соглашаешься на многое. Если не сразу на всё.
Ради бытовых удобств от приватности вообще принято отказываться добровольно. Сбор данных приобрёл рутинный характер, к нему у же все привыкли, да и охватывает он уже давно все сферы нашей жизни. Привыкли все и к контролю. И невозможно знать наверняка, ведётся в данный момент наблюдение или нет (если у вас нет мании преследования, это ещё ничего не значит).
Честному человеку скрывать, может, и нечего, но иногда нестерпимо хочется. И что приятно, тотальная слежка пока невозможна: это до сих пор слишком сложно и дорого. Чаще всего контроль просто определяет, что является нормой, а что отклонением. Впрочем, с нормой всё неоднозначно, но для этого есть Мишель Фуко и его творческое наследие.
Книжки по урбанистике помогают смириться с несовершенствами города. Простить и принять. Лучше чувствовать себя не только в своём городе, но и в любом другом. Увидеть, как всё устроено и функционирует, чтобы с большим пониманием и, если повезёт, теплотой относиться к месту, где вас угораздило жить. А если заметно то, что можно исправить, то сначала прикинуть, не спугнёт ли это кого, а потом, если всё хорошо, сделать.
Попутно выясняется, что идеальный город — не ваш. Не в том смысле, что хорошо там, где нас нет, а потому что его ещё подгонять и подгонять, как несовершенную фигуру, к стандартам красоты. Если с точки зрения сурового настоящего, то пока это всего лишь тот город, который вам подходит более, а не более-менее. Вот он почти идеальный. В настоящем же идеальном городе всё именно так, как должно быть. Как удобно, как правильно. И люди себя ведут подобающим образом. Одна беда: удобно всем по-разному, вкусы у всех отличаются, а люди никогда не будут вести себя так, как кому-то одному нужно. Никакая полнота власти этого не даст. Только если всех выселить куда подальше, но этого уже может не пережить экономика страны.
Все книги по урбанистике описывают, что в городе есть, каким город должен быть, что могло бы получиться, если бы в городах жили не мы, а нормальные люди. Иногда нам демонстрируется, какой автор молодец: сумел взглянуть на город с какой-нибудь необычной стороны или найти тему, которую до него пока никто не трогал.
Ещё есть ощущение, что это всё — такое соревнование, кто кого перещеголяет, кто красивее скажет (хотя авторы монографии сочиняли, а не очередной проект коттеджной застройки правительству города втюхивали).
Что мне было интересно, так это узнать, как вся эта урбанистика может применяться в быту. Вот не проектирование переходов, которые ближе некуда, а применение остальной теории на практике. Не скажу, что помогает. Кажется, что можно узнать, а есть ли надежда на светлое будущее для городов. И для всего человечества заодно. Так вот: её нет. Как только речь заходит о перспективах, авторы начинают мямлить что-то бессвязное, упоминая технологии и надеясь на Однажды.
Технический прогресс помогает нам не зависеть (или всё меньше зависеть) от других людей. Он помогает нам зависеть от технических устройств, сложных и попроще, котельных, электростанций, провайдера и так далее.
Технологии, к слову, должны позволять создавать идеальные города. По одному и тому же шаблону. Всё очень энергоэффективно: пока производится что-то одно, тепло, получаемое в процессе, идёт на нагрев чего-то другого, сточные воды питают газон, газон производит кислород, от кислорода всем веселее, на каждой крыше установлены солнечные панели, для улучшения качества жизни везде устроено хитрое освещение, горожанин одновременно беззаботен и ответственен, ему даровано автономное существование, и даже помидоры в теплицах на террасах ему поливать не надо — оно само… И экологичные автомобили, конечно же. И сенсоров везде понатыкать. И чтобы всё управлялось из какого-то центра.
Что уже настораживает, ведь даже научная фантастика учит не доверять глобальным проектам по объединению всего и вся в единую сеть.
Очень часто проекты таких городов предлагают крупные и известные компании. Они же обычно и осуществляют. Но это одни и те же города будущего, они гарантированно «не взлетят». В процессе строительства выяснится, что не так уж всё и автономно, почва не та, материалы слишком быстро заканчиваются, а соседняя промзона загрязняет пруды и воздух, и всяку бяку ветром заносит. Но придумать что-то новое, вообще другое, никто не может. Все хотят довести до совершенства существующий сценарий, который, возможно, лучше заменить. Но шаблон мешает (писатели-фантасты, это и на вашей совести). А ещё это всё те же точечные решения, которые никого в перспективе не спасут, зато будут офигенно смотреться.
Например, к 2018 году в Японии, неподалёку от Иокогамы предполагается возвести район Цунасима — кусочек «умного» мегаполиса. Один из главных спонсоров — Panasonic. В подобном же проекте, Фудзисава, открывшемся в 2014 году, было больше жилых домов. Цунасима же будет отвечать за бизнес-центры, научно-исследовательскую лабораторию, студенческий кампус Университета Кейо и торгово-развлекательные комплексы. Там будет всего один многоквартирный комплекс. Это уже другой подход. Тут упор сделан на то, что весь этот город будущего, с проекциями и светящимися стрелочками, будет развлекать. Потому что нефиг в такую красоту пускать жильцов, лучше сделать что-то хорошее для людей по-настоящему полезных и выгодных.
В таких городах будущего (хотя размеры позволяют говорить о кварталах или районах: 9 километров мусоропровода, заменившего мусоровозы, и 25 километров велодорожек в Сонгдо — это так компактно, что можно даже в Википедии площадь не уточнять) живут только те, кто хочет так жить, кто добровольно согласился следовать правилам и подчиняться местному укладу. Привлекательность обеспечивается статусом свободной экономической зоны, огородиками, хай-теком на каждом углу, широкими трассами, по которым так удобно добираться домой, и крупными международными аэропортами под боком (что и ставит под сомнение «зелёность» образа жизни в таком поселении). Но на большой город эти блага не растянуть. И саморегулирующейся системой Сонгдо не является. Его старательно регулируют, и это не есть хорошо.
Зато Сонгдо тоже на болоте, а это позволяет лишний раз вспомнить о книжке Брука про другие города будущего, которые Петербург, Дубай, Бомбей и Шанхай. Чья жизнь гораздо интереснее и богаче, чем спокойное, но скучное существование очень удобных и современных кварталов имени Прогресса.
