Про Фуко. Про Вена

В связи с выходом в издательстве «Владимир Даль» книги Поля Вена «Фуко. Его мысль и личность» возникло острое желание блеснуть эрудицией и продемонстрировать знание вопроса (это же не про кого-то там, это же моё любимое), то есть написать что-нибудь и про эту самую книгу, и про автора. И если первую достаточно прочитать, чтобы хоть что-то сформулировать, то про последнего я знала непростительно мало. Поль Вен и Фуко были друзьями, это общеизвестный факт, я тоже была в курсе. Но захотелось «расширить кругозор». И тут оказалось, что про Вена и написано-то было не так много. Упоминаний полно, да. Книги тоже есть. Кажется. И если есть, то точно не у нас. У Дидье Эрибона про Вена есть кое-что, но это не совсем то, что нужно.
Многие склонны называть Вена «Вейном», и совершенно напрасно. То есть, конечно, кем бы мы были, если бы не правила чтения, но исключения – это штука важная. И слух – тоже. И если взять этот самый слух, интервью с Веном, добавить внимательность…
В нашей Википедии про него ничего нет, поиск тоже не выдаёт подробностей и фактов, отличающихся краткостью и ясностью. Пришлось пользоваться версиями Википедии на английском, французском, испанском и итальянском языках.
Обещаю работать над собой, читать, тренироваться делать письменные переводы, больше тратить денег на умные книжки. Возможно, однажды здесь появится краткая и точная биография Поля Вена. А пока, извините, получилось это.

Поль-Мари Вен (напомню, «Veyne» произносится: [vɛn]) родился 13 июня 1930 года в Экс-ан-Провансе. Французский археолог и историк, специалист по истории Древнего Рима. Бывший студент Высшей нормальной школы и сотрудник культурного представительства Франции в Риме (1955-1957). Теперь – почетный преподаватель Коллеж де Франс.
Вен – выходец из бедной семьи, которую он сам определяет как «непросвещённую», «некультурную». Семья его матери иммигрировала из Италии, а отец был уроженцем департамента Дром (прим.: судя по всему, не самого богатого; в ненашенской Википедии так и написано, что, мол, бедно всё было: мама из Италии, папа из Дрома, ужас). Поль Вен стал первым из своего «деревенского» окружения, кто получил степень бакалавра. Поль-Мари влюбляется в археологию и историю в возрасте восьми лет, случайно обнаружив на территории бывшего кельтского поселения недалеко от городка Кавайон (если что, по одной из версий, оппидум на холме Сен-Жак, вокруг которого и проводил свои изыскания юный археолог, построили галлы) осколок: верхушку амфоры. Юг Франции изобилует памятниками древнеримской культуры, поэтому цивилизация Древнего Рима была наиболее изученной в тех местах, где он вырос. И именно ей он особенно заинтересовался (удачно совпало). Своё обучение Вен начинает в Лицее Тьера в Марселе.
Семья переезжает (прим.: английская версия Википедии считает, что в Лилль; но он «немножечко» на другом конце страны), и это даёт Вену возможность внимательно изучить римские коллекции археологического музея в Ниме, где он попадает под опеку куратора музея. Вен утверждает, что не гуманистические ценности древних греков и римлян и не восхищение их культурой оказали влияние на выбор профессии, но исключительно тот самый осколок амфоры, случайно найденный им в детстве.

Переехав в Париж, чтобы посещать подготовительные курсы для поступления в Высшую нормальную школу, он, как и в случае с осколком амфоры, переживает очередное потрясение перед барельефом, изображающим освобождение города, в конце бульвара Сен-Мишель. Вен записывается во французскую Коммунистическую партию, которую он, не имевший никогда настоящих политических убеждений, оставит четырьмя годами позже. Но как-то партия на Вена всё-таки повлияла, ведь, по его признанию, он так и остался верен левым идеям (в этой связи обычно упоминается, что в Римской Империи не было ксенофобии, а у цивилизации нет родины).
Другое событие его жизни, хоть как-то имевшее отношение к политике: дурное обращение колонистов по отношению к коренным алжирцам вызывает у него негодование и отвращение, точно так же как и жестокость нацизма. Это для Поля Вена новый шок, но снова шок вызван не социальными факторами, а духовными, так что политики там было мало.

Поль Вен учился в парижской Высшей нормальной школе с 1951 по 1955. С присуждения ему диплома Высшей нормальной школы Парижа (в 1955) началась его деятельность как историка Древнего Рима и археолога. Вен был сотрудником Эколь Франсез в Риме в 1955-1957-х годах, после чего поселился в Экс-ан-Провансе, где преподавал на Филологическом факультете. Именно в годы пребывания в Эксе Вен пишет (апрель 1969 – август 1970) и издаёт свою провокационную работу: «Как пишут историю. Опыт эпистемологии». В то время как доминирующая тенденция французской историографии предпочитает количественный метод, эссе Вена невозмутимо провозглашает, что история должна быть «правдивой» (true tale). Благодаря этой работе Вен становится ранним представителем французских историков, интересующихся повествовательными аспектами исторической науки. Тем не менее, его монография об эвергетизме («Le pain et le cirque. Sociologie historique d’un pluralisme politique»), вышедшая в 1975, продемонстрировала, что понятие Веном повествования (рассказа) несколько не совпадало с его обычным употреблением, и что его отличия от доминировавшей в то время школы «Анналов» были меньше, чем, как казалось, это имело место в 1970-м. Книга, всестороннее исследование практики дарения, написанная в традиции Марселя Мосса, больше соответствует истории мышления представителей третьего поколения школы «Анналов», на которую оказала влияние антропология, чем «старомодной» истории-повествованию.

Новое место работы Вена с 1975 года – Коллеж де Франс, куда он попадает благодаря поддержке Раймона Арона, в ту пору оставленного его бывшим подопечным Пьером Бурдьё и желающего видеть в этом студенте педагогического факультета преемника, который займется его работами после его смерти. Но Поль Вен, случайно или с умыслом (источники умалчивают), забывает упомянуть его имя во время своей инаугурационной лекции: то, чего Арон ему не прощает. «Для Арона это был ужасный шок, знак моей неблагодарности. И начиная с этого дня, он принялся меня преследовать, после того как помог мне…» («Беседа с Полем Веном», Lire, декабрь 2005/январь 2006)
Вен оставался в основном составе, несмотря на противостояние, с 1975 по 1998, возглавляя кафедру Истории Рима. Потом, предварительно сравнив себя с тюленем в цирке, опасающимся больше не заслужить аплодисменты, Вен этот пост покинул.

В 1978 году «Как пишут историю» Вена (прим.: «эпистемологическое эссе») было переиздано в тандеме с новым эссе о Мишеле Фуко как историке: «Фуко: революция в историографии». У нас оно вышло под названием «Фуко совершает переворот в истории» (Москва, «Научный мир», 2003).
В этом эссе Вен перестал настаивать на истории как повествовании и сосредоточился вместо этого на том, каким образом работы Фуко совершили коренной сдвиг в историческом мышлении. Согласно Вену, сущность «революции», совершённой Фуко, состояла в переключения внимания с «объектов» на «практики», что выдвинуло на передний план не появление самих объектов, но появление объектов эпистемологических. Благодаря этому эссе Вен заслужил репутацию интерпретатора творчества своего коллеги, чьему своеобразному видению можно доверять. Отношения между историком античности и философом повлияли на обращение Фуко к античной эпохе во втором томе «Истории Сексуальности», так же как и на трактовку либерализма в его публичных лекциях (1978-79). В 2008 Вен издаёт полную книгу о Фуко, переделав некоторые эссе 1978 года и расширив сборник до интеллектуального портрета.
Параллельно он опубликовал работу о произведениях и личности поэта Рене Шара, результат увлечения творчеством последнего на протяжении более чем сорока лет: «Рене Шар в его стихотворениях» (издательство Gallimard, 1990).
Фуко был хорошо знаком с творчеством Рене Шара (и с удовольствием цитировал), но лично они так и не встретились. Зато Рене Шар написал стихотворение, посвящённое французскому философу, 21 июня 1984 года. То есть за несколько дней до смерти последнего. Текст стихотворения и впечатления Вена можно найти у Дидье Эрибона.

Поль Вен продолжает публиковать труды, в которых, чтобы написать историю заново, он «сочетает эрудированность с остротами, ницшеанские ценности с подходом к предмету, заимствованным у Мишеля Фуко». Он также настаивает на влиянии социологов Макса Вебера и Георга Зиммеля, историка Анри-Ирене Марру и работ молодого Арона на «критическую философию истории».

Книга «Верили ли греки в свои мифы? Опыт о конституирующем воображении» (вышедшая в 1983 году в издательстве Le Seuil) – труд, наиболее известный широкой публике.
Вен на материале мифологических верований рассматривает вопросы, касающиеся понятия культуры и философских оснований историографии: «каковы различные уровни и типы верования, что такое историческая истина и, более широко, истина вообще, как менялся подход историка к своему предмету, что такое фальсификация истории и др. Автор последовательно проводит мысль о множественности миров, или „программ“, истины, об историчности критерия истинного и ложного» (прим.: сама до «Греков» пока не добралась, поэтому описание взято с Ozon’а).
Он также размышляет о возникновении христианства и важности его победы в эпоху Римской Империи; эта проблематика является предметом его недавней работы, увидевшей свет в 2007: «Когда наш мир стал христианским (312-394 гг.)».

С каких пор у Вена стало «что-то не так с лицом», я пока не нашла. Кажется, эта деформация – врождённая. Знаю только, что Вена, когда он был помоложе, снимали или в профиль, или под углом, когда брали у него интервью или приглашали на телевидение.
В уже зрелом возрасте он женится на Эстель Блан (жена-врач, с которой Фуко просил Вена посоветоваться по поводу его непонятной болезни) и селится в Бедуане, департамент Воклюз, неподалёку от Мон-Ванту, горы, столь популярной у организаторов велогонки «Тур де Франс». Поль Вен, уже давно вышедший на пенсию, после смерти жены в 2010 году остаётся жить в Провансе. В 2012 он издаёт новый перевод «Энеиды» Вергилия.

Последний проект Поля Вена (в духе Умберто Эко и того, что делает для музеев мира Google) – это книга и приложение для AppStore «Мой воображаемый музей». Об этом-то и было везде больше всего написано.
«Цифровая версия музейной коллекции, самая богатая и самая недорогая», как сообщается в одном из обзоров.
Поль Вен не считает, что электронные книги – это плохо. И что бумажные книги, от которых Эко не советует надеяться избавиться («пойти сходить купить выпить»), лучше. Хотите тактильных ощущений? Дотроньтесь до экрана планшета. Тем, кто считает, что бумажную книгу заменить нельзя (без этого невозможно вдыхать запах типографской краски и переплёта, перелистывать бумажные страницы, искать в квартире место для нового книжного шкафа и так далее), Поль Вен заявляет, что это всё «аргументы стариков» (vieux crabe): ах, мол, бумага – это наша молодость. Если так, то можно ещё вернуться, чтобы быть последовательными, от машин к двуколкам и лошадям.
Впрочем, для любителей старины книга была выпущена в традиционном формате (500 страниц, 18х24 см). Тираж составил 25 тысяч экземпляров.
В презентационном ролике Поль Вен заявляет, что его детище – это первое цифровое художественное издание в мире. Если верить почётному преподавателю Коллеж де Франс, формат электронной книги предлагает читателю сплошные преимущества: например, позволяет увеличивать масштаб картин, чтобы в мельчайших деталях и наилучшим образом изучать шедевры итальянских живописцев. Содержит более 350 иллюстраций (255 шедевров, 40 любимых Веном картин и что-то ещё). Для пущего удобства предусмотрен поиск по произведениям, городам, музеям или художникам. Весит «воображариум», опять же, мало (зависит от того, что у вас за устройство: iPhone, iPad или iPod touch; в любом случае, обычный альбом по искусству весит много, и лёжа в постели его просто так не полистать). И цена в 14,99 евро – в два раза ниже, чем у её бумажного эквивалента. Издательство Albin Michel, впрочем, до 10 января 2013 предлагало начальную цену аж в 9,99 евро (даже не в 10, то есть экономия очевидна). Цифровая галерея снабжена аудиогидом: к тем самым 40 произведениям, самым его любимым, Поль Вен лично даёт комментарии под приятную музыку (сама не слышала, но у France Inter, партнёра проекта, заявлен именно такой вариант).
Изначально разработчик использовал формат ePub3, который позволяет интегрировать в электронную книгу мультимедийный контент (аудио, видео). И речь шла об открытом и бесплатном формате, что ещё недавно не было отличительной чертой Apple (про взаимодействие Apple и ePub3 в интернетах написано много и сложно; тема эта совершенно не моя, поэтому стараюсь обойтись без «отсебятины»: что написали, то и перевела). Для iBooks приложение было сделано лишь потому, что только Apple обладает возможностями и передовыми технологиями, благодаря которым книга может выглядеть достойно (это такое оправдание, почему приложение столько стоит).
Уже через несколько дней после появления, 3 ноября 2012, цифровая версия «Воображаемого музея» получила хорошие отзывы в AppStore и в прессе. По некоторым слухам, книга и вовсе стала бестселлером (это касается и бумажной версии тоже).

На этом о Поле Вене, пожалуй, закончу. Собственно, теперь о книге про Фуко, про его мысль и про его личность.
«Самурай и золотая рыбка». Именно так, по мнению Поля Вена, могла бы называться его книга. Но не называется. Хотя про самураев там будет написано. Бумага плотная, шрифт крупный. Читается за пару вечеров. Но во время чтения я всё время «спотыкалась»: Вен очень любит сноски. А в сносках он любит писать что-нибудь важное. То есть пояснениями не ограничивается. И пишет, пишет… А ещё Вен, переделывая своё эссе в книгу, не следил за стилем повествования. Только привыкнешь к одной манере письма и общения с читателем – к следующей главе уже приходится отвыкать.
В книге Вен уточняет (да, и он тоже так считает), что Фуко не был структуралистом. Скептиком (впрочем, с оговорками) был, а структуралистом не был. И Фуко никогда не был релятивистом. И верил в свободу субъекта.
Вен в своей книге объясняет читателю, чего же Фуко не имел ввиду.
Фуко не верил в философию. А обобщения в гуманитарных науках ведут к ложным идеям, и необходимо отказаться от общих и окончательных истин. Зато, по мнению Фуко, заслуживают веры эмпирические единичности. «Мир – малым фактам, война – обобщениям» (стр. 61 в русском издании). Его творчество должно было помочь устранить четыре иллюзии: адекватного, универсального, рационального и трансцендентального.
Вопросы, которые должны интересовать исследователя:
– какова правда о данном единичном факте?
– какова была его реальность?
– где и когда он имел место?
Самое важное — сформулировать правильный вопрос.
Мы всегда включены в определённый контекст. Убеждения, которыми мы дорожим сегодня, не будут таковыми завтра. Мы не можем выйти за пределы нашего ограниченного дискурсом мира. Общие истины не истинны, но они более чем существуют, потому что были произведены в результате множества ограничений. Истине необходимо подчиняться. Говорит истину тот, кто говорит сообразно дискурсу данного времени. Существует власть науки, власть знания, и они не являются властью закона (медицина, например). Обществом руководит множество малых властей. Власть – это вещь повседневная и обыкновенная.
Начиная с главы об истоках христианства повествование становится более эмоциональным (читается книга от этого легче). Там мы обнаруживаем, что в морали и ценностях современного западного мира больше нет ничего христианского.
Не обошлось и без воспоминаний личного характера.

Америку книга не открывает. Но только по той простой причине, что мной уже были прочитаны и Дрейфус с Рабиноу, и Дьяков, и прочие менее (или более) известные комментаторы, и сам Фуко (не весь, конечно). Тем не менее, что-то новое удалось обнаружить. Если бы не удалось, это даже мне самой показалось бы подозрительным.
Книжка хорошая. Возникает желание дочитать и перечитать Фуко.
И благодаря этой книге моя повседневная речь обогатилась понятием «Трава в себе». Тоже приятно.

И с одной стороны, радует, что в последнее время у нас переводят и издают книги самого Фуко, о нём и о его работах. С другой стороны, «Фуко. Его мысль и личность» – это очередная попытка объяснить, что же хотел сказать Фуко на самом деле. Раз такие книги до сих пор нужны, раз на них есть спрос, Поля-Мишеля так пока никто толком и не понял. Возможно, скоро у переводчиков дойдут руки и до совместного детища Дрейфуса и Рабиноу. После этого станет ещё проще. Хотя последняя цитировалась нашими «фуковедами» повсеместно. Так что нового там мало.
Да, Фуко сложен для понимания. Да, без предварительной подготовки к его книгам лучше не подходить. Но есть простая закономерность: чем больше книг Фуко читаешь, тем лучше понимаешь, что же хотел сказать автор. Оптимальный вариант, конечно, читать на языке оригинала. И не просто оптимальный, а единственно правильный. Переводчик – это всегда интерпретатор. И иногда не самый лучший (и я не только по себе сужу). К сожалению, переводы Фуко на русский язык от творчества переводчиков местами пострадали.
Если не получается читать на французском, есть английские версии. Весьма достойные. Русский вариант «Слов и вещей» можно читать как китайскую грамоту, а английский «The Order of things» (перевод 1970 года, то есть ещё при жизни автора) прост и понятен (всё познаётся в сравнении, конечно). Читаешь и удивляешься, почему раньше было так сложно. А «так» оно и не было изначально. Оно попроще было. Один не тот синоним – и всё, истинный смысл предложения потерян. А полученный вариант уже «додумывают» и интерпретируют по-своему.
«Порядок вещей», к слову, больше подходит в качестве заголовка, но это уже тема для отдельного обсуждения.

Очень хочется верить, что однажды и у нас появится книга о творчестве Мишеля Фуко. Не сложная для восприятия, а наоборот (и заодно — не как у Миллера). Ведь большую часть того, о чём Фуко писал, можно и нужно изложить простым языком, не прибегая к сложной терминологии. Было бы желание. Но наши авторы так делать не любят. Они любят продемонстрировать всю мощь интеллекта. Может быть, это такой способ избавиться от неугодных читателей. Или подчёркивание своей принадлежности к «высшим сферам». Или просто все привыкли пользоваться сложными терминами (иногда без них никуда, согласна), не понимая толком, что же они означают. Столь умные люди, как кажется, порой сами не понимают ни слова из того, что говорят.

О сложном можно говорить просто, только это тоже сложно.
Хочется прочесть книгу о Фуко, в которой не было бы дополнительных трактовок вполне определённых вещей (и уж тем более – на основе переводов, не всегда точных; про не вполне определённые вещи сейчас речи не идёт), не выдумывающую, а передающую то, что было на самом деле. Но пока всё глухо.
Монографию Дьякова без предварительной подготовки в руки тоже лучше не брать, если что.
У нас больше читают не Фуко, а про Фуко. Чтобы сдать экзамен, чтобы вставить в курсовую что-то про «современную философию» или чтобы рассказать студентам.
То ли у нас ленятся читать, то ли не хотят быть проще, то ли не обладают талантом излагать мысль свою в прозе… А в это время где-то про Фуко даже песни пишут. Там сплошная ирония, конечно, но подход-то совсем другой. В общем, нам есть к чему стремиться.