Поль Вен. Интервью

Сразу хочу предупредить, что с письменными переводами с французского у меня пока не всё гладко. Гадко – да. И успехи у меня сомнительные. Кажется, что переведено софтом, а на самом деле – мной. Что уже лучше чем ничего, но душа-то не поёт. Надо учиться. И я учусь. Вот прямо сейчас, например.

NOTHING IS FUNDAMENTAL by Victor Bellomo & David Pace

NOTHING IS FUNDAMENTAL
by Victor Bellomo & David Pace

Поль Вен. «Фуко не думал о революции».
Интервью в «Le Monde des livres».

Тревожить установившиеся представления – это спорт, в котором Поль Вен превосходит всех. Пусть он интересуется цирковыми зрелищами Рима, формами верований древних греков, поэзией Рене Шара или приходом христианства, этот не поддающийся классификации историк, читатель Ницше, не только учёный ослепительной эрудиции. Это также человек крепкого слова, говорящий правду в глаза, часто не к месту.
Следовательно, не удивимся, что портрет его друга, Мишеля Фуко, предложенный им, не будет условным.

Впервые они встретились в пятьдесят четвёртом. Студенту педагогического факультета с улицы Ульм, Вену было тогда 24 года. Фуко – всего тридцать, но он был «кайманом», то есть репетитором, и таким образом уже принадлежал, несмотря на небольшую разницу в возрасте, миру преподавателей. На протяжении долгого времени проживание за границей держало их в отдалении друг от друга. Фуко был в Швеции, в Польше, в Тунисе, а Вен – в Риме. И только в 1970-х годах они снова встречаются… в Коллеж де Франс.

Поль Вен признаётся, что не сразу уловил цели и задачи работ Фуко.
«Я прочёл его книги, но я не понял их важности. Только побывав на одной из его лекций, я неожиданно смутно различил перспективу, которую он открывал. Внезапно я понял, что Фуко открыл более глубокий анализ истории, который я искал уже давно. Итак, я вернулся домой и принялся читать Ницше. Однажды вечером Фуко звонит мне в Экс, не знаю зачем, и я ему говорю: „Знаешь, я совершил великое открытие: я начал читать Ницше“. „Ты заинтересовался, – говорит он мне, – «Ницше» Делёза“. – „Нет, потому что книга Делёза имеет существенный недостаток: она не ставит проблему истины!“ Эта фраза стала для него чем-то вроде удара грома! В его глазах я оказался единственным историком, который догадался, до какой степени истина была наиважнейшим вопросом истории. Тогда мы и стали приятелями…»

До такой степени «приятелями», что Поль Вен, явно гетеросексуал, был провозглашён Фуко «почётным гомосексуалистом» и допущен к дискуссиям, которые тот организовывал в своей квартире на улице Вожирар. Было бы неправильно, однако, слишком быстро переходить от гомосексуализма к политической подрывной деятельности. Наблюдавший Фуко с близкого расстояния и часто говоривший с ним о его активистских решениях, Вен решительно отвергает легенду о Фуко, как о «революционере» в общепринятом смысле этого слова.

По его утверждению, образ философа-мятежника, ниспровергателя, участника событий 1968 года, гошиста, полного решимости начать всё с чистого листа и покончить со старым миром, просто-напросто фальшив. Но этот миф живуч в США, и в европейском воображении без него не обошлось. Его возникновение связано, в частности, с приходом Мишеля Фуко в университет в Венсенне и с созданием Группы информации о тюрьмах, но, по мнению Поля Вена, это не соответствует реальности.

«Фуко не думал о революции. Никогда я не слышал от него о „буржуазном обществе“ или о „капиталистической эксплуатации», никогда! Для него эти термины не существовали. Этот образ мышления был ему абсолютно чужд. На самом деле, „революция“, „идеальное общество“, все эти туманные общие определения его совершенно не интересовали. Для него это был только вздор и пустые слова. Он сказал мне однажды: „В Венсенне, я жил в банде полусумасшедших“. Однако в этом экспериментальном университете люди считали его подобным им. Следовательно, они не понимали, почему Фуко не соглашался, чтобы дипломы были выданы всем студентам, или почему он не собирался совершать налёты на супермаркеты. Люди в Венсенне думали, что речь шла о капризах с его стороны. Они ничего не понимали в его поведении, которое, по их мнению, было необъяснимо».

Возражение: Фуко был вовлечён во множество политических акций, он принял деятельное участие в долгой череде выступлений. Он не довольствовался тем, чтобы писать или подписывать петиции, его видели на демонстрациях, на акциях протеста, на пороге тюрем или судов. Разве это не было революционной деятельностью?
Ответ: «Нет, потому что он никогда не действовал из-за абстрактных и благородных мотивов, организованных согласно общему плану. Он всегда вступал в бой от случая к случаю, в зависимости от того, что его возмущало, ради причин, которые тронули его лично. Что было решающим, так это всегда эмоциональная реакция на что-то конкретное. В конечном счёте, он занимал позицию поборника справедливости».

Тем не менее, по-прежнему трудно считать, что в этом множестве политических акций не существовало ничего, кроме последовательности добрых дел, несвязных, продиктованных эмоциями дня. В самом деле, никакого единства? Никакого общего знаменателя?
«Тем, что его увлекало, была защита проклятых. Идёт ли речь о сумасшедших, с которыми дурно обращались, или о заключённых в зонах повышенной безопасности, он был чувствителен к тому, что задевало, напрямую или издалека, жизнь „подлых людей“. Однажды, в то время как я делал передачу о гладиаторах, он настаивал, что должен принять участие. Он хотел объяснить, как эти бойцы занимали в Риме одновременно почётное и проклятое место».

Взгляд Поля Вена на жизнь и творчество Мишеля Фуко преподносит и другие сюрпризы. Ведущей нитью фукианского произведения был скептицизм, а не желание в корне всё изменить. Воитель, самурай, обличитель наших иллюзий, Фуко был очень далёк от знакомого образа подлинного левого интеллектуала. Незадолго до своей смерти, после прихода Франсуа Миттерана к власти, он даже задумывал книгу против французских социалистов. Зачем же?
«Из-за ненависти к Миттерану. Он мне объяснил, как эта книга показала бы, что у социалистов нет никакой организованной политики. Их единственные лозунги – это требования их избирателей. О французском обществе, как и о международных отношениях, они не имеют никакого представления, и не имели его никогда».

Этот Фуко, саркастический и скептический, так мало мечтающий о революции, так ненавидящий социалистическую партию, не может ли он неприятно поразить?
«Было бы досадно, если бы Несвоевременное никого не задело!»

Роже-Поль Друа.
20.03.2008